Сто лет восхождения - страница 19

— Зачем тебе все это?

— Что зачем?

— Ну, экстерном, за второй курс. Годов мало. Живешь на всем готовом, папа с мамой прокормят. Парень ты по всем статьям видный. От девок отбоя не будет. Куда спешишь?

— Куда?.. — Лева задумчиво катал пустой стакан меж ладоней.

Комэск хоть и соприкоснулся с таинствами науки, получив причитающуюся ему на первом курсе сумму знаний сполна, все еще мыслил своими устоявшимися категориями. Для него война, например, — это неудержимая конная лава. А вот научные журналы сообщают, что на полигонах Англии уже проходят испытания новые танки фирмы «Шерман». И не заглушит ли в будущей войне слитный могучий клич тысяч человеческих глоток «Даешь!» шум всего лишь одного танкового мотора.

Для комэска электротурбина пока что вершина научной и технической мысли. Он не перестает восхищаться ее устройством, принципом работы. И план ГОЭЛРО воспринят комэском не как отвлеченное понятие. На семинарах по диамату он не раз оперировал им, чтобы подкрепить тезис о прозорливости Ильича. Но важнейшее утверждение Ленина о том, что «электрон неисчерпаем», пока осталось комэском, да и другими студентами их группы, невоспринятым. А именно в этой мысли Ленина кроется, быть может, самая главная для них, будущих физиков и математиков, точка прозрения, точка отсчета.

Где-то там, в научных центрах, ученые, быть может, накануне великих открытий, а он тут. Но как обо всем этом сказать? Лева молчит, перекатывая меж ладоней ребристый цилиндр граненого стакана, и наконец произносит ни к чему не обязывающее, неопределенное: «Да так... Почувствовал, что смогу...»

Комэск понимает, что Лева чего-то недоговорил, затаил в себе. Но молчит. Рыжая борода на скулах вздыбилась. Деликатен комэск. Лишь пальцы, плотно обхватив ручку кувшина, побелели на костяшках от напряжения. Он в последний раз наполняет стаканы. И, подняв свой, с завистью и добротой произносит: «Удачи тебе... хлопчик!»

Квартира декана находилась в их доме. И Лева, написав заявление с просьбой разрешить сдать экстерном экзамены еще за один курс, не стал ждать следующего дня.

Декан, в куртке со стегаными отворотами и бранденбурами, принял его среди книжных стеллажей и портретов великих математиков, среди гравюр с изображением старинных парусников, рассекающих океанские волны. Здесь он выглядел намного представительнее, чем на факультете. Он бегло пробежал исписанный листок. Затем прочел вторично, не торопясь, словно взвешивая каждое слово, испытующе посмотрел на своего студента.

— А зачем?

— Ну... — Лева начал неуверенно. И вдруг резко, без перехода, проговорил: — Я решил посвятить себя физике.

— А вы в зеркало давно смотрелись?

Лева машинально пригладил волосы.

— Не помню...

— А вы посмотрите. Знаете, что такое хабитус? Нет?

Прочтите в словаре. Я ваше заявление не подпишу. Мне не нравится ваш хабитус. И я слишком уважаю ваших родителей, да и... вас тоже.

— Причем здесь родители? Я хочу серьезно заняться физикой.

Декан встал из-за стола, сел напротив Левы, положив ладонь на его колено, словно стараясь удержать непокорного студента на стуле:

— В семнадцать лет все пишут стихи. А вы? — декан быстро взглянул на Леву.

— Я нет! — решительно ответил тот.

— И напрасно! Нужно писать стихи. Хотя бы попробовать... А уж потом погружайтесь с головой в физику.

— Но время! — со стоном выдохнул Лева.

— Время, — в раздумье повторил декан. — А силы? Думаете, науке нужны хилые гении? Или боитесь опоздать? Ошибаетесь...

— Я не претендую на звание гения. Но...

— Вот и прекрасно. Если не претендуете, то слушайте. Небольшой анекдот из истории математики вам не повредит. Жил в древности некий монарх, который считал себя просвещенной личностью. В его царствование Эвклид наконец-то завершил свой труд по геометрии. Ученики славили Эвклида, хотя лишь единицы начали постигать суть учения. Но славили... И это докатилось до монарших ушей. Вызвал тот к себе ученого и спросил: за какой срок можно одолеть премудрость геометрии. Монарх тоже ценил время. Ученый ответил, что это займет у его царского величества года два, не меньше. «А быстрее? — монарх был всесилен и не привык к промедлениям. — Может быть, существует какой-то иной способ для царей?» И тогда ученый, не зная, во что ему обойдется ответ, собрав все свое мужество, заявил: «Царского пути в геометрии нет».