Сто первый километр - страница 20

стр.

– Жуки вы с Даниловым известные.

– А что делать, последний квартал на носу, отчитываться надо.

– Руководство управления и министерства о ваших подвигах знает. Ты мне рапорт Данилова привез?

– Так точно. – Никитин достал из кармана кителя бумагу.

Свиридов взял ее, усмехнулся:

– Не быть тебе, Никитин, чиновником. Ну кто так поступает с бумагами в инстанцию? Но ничего, главное – суть. Ну а твой рапорт?

– Так я думал…

– А ты не думай. Садись и пиши.

Никитин писал рапорт, проклиная тот день, когда согласился ехать в Москву. Уж больно не любил он всяческих бумаг.

Появился лейтенант, принес хрустальные стаканы в тяжелых мельхиоровых подстаканниках, над которыми клубился парок, тарелку с бутербродами и сушки.

Никитин дописал последние строчки, протянул бумагу Свиридову.

Тот прочитал ее и положил на стол.

– Что же не написал, что Банин был агентом Кожанова?

– А я этого не знал.

– Почему не объединил склад оружия через агента с начальником райМГБ? Почему не намекнул на возможность теракта?

– Я этого не знаю, товарищ полковник, – резко ответил Никитин.

– Ну а если я тебе прикажу это дописать? – прищурился хитро Свиридов.

– Я этого писать не буду.

– Почему?

– Потому что это туфта.

– Вот и Данилов об этом не пишет. А Кожанов его да и тебя тоже не пожалел, он в своей бумаге целый роман про вас написал.

– Это его дело, – спокойно ответил Никитин.

– Чистоплюи вы, – Свиридов прихлебнул чая, – если бы два года назад Данилов написал о художествах Муравьева в Польше, не вы бы сидели в райцентре, а он.

– Не приучены мы к этому, Алексей Григорьевич. – Никитин достал папиросу и вопросительно посмотрел на Свиридова.

– Кури, чего там. Значит, не приучены. Это ты правильно сказал. За это я вас с Даниловым и ценю. Отличные вы ребята. Жить-то как собираетесь: жалованье в райцентре вполовину против московского.

– Ничего, у нас дома огород. Будем помидоры да картошку растить.

– Жаль мне Данилова. Очень жаль. Человек прекрасный и опер от Бога.

Не сказал Свиридов о том, как утром сегодня бегал по инстанциям, доказывал, что надо снять с Данилова партвзыскание и перевести на работу в Москву. А час назад ему позвонил генерал Гоглидзе и, матерно обругав, приказал сидеть тихо и не бегать к руководству с глупыми предложениями.

И, глядя на Никитина, с аппетитом жующего бутерброд с сыром, Свиридов думал о том, что трудно придется этому парню в жизни. Тяжелые времена наступают, ох тяжелые.

Никитин, пьющий чай, не знал и не мог знать о той борьбе, которая началась в высших кремлевских сферах. Не знал он, что здоровье Сталина начало сильно пошаливать. Но, правда, об этом никто не знал, кроме вездесущего генерала Власика и, значит, Берии, который в свою очередь информировал Маленкова.

Берия, официально не занимающийся вопросами госбезопасности после ареста Абакумова, фактически снова через своих подручных – братьев Кобуловых, Цинаву, Гоглидзе, Мешека, Деканозова – руководил политическим сыском.

Приближался переломный момент. А на таких крутых поворотах побеждает тот, у кого в руках карательный аппарат.

Поэтому и шли повальные аресты и снятие с должностей неугодных Берии людей.

Данилов и Никитин, того не ведая, случайно попали в молотилку. Они не знали сейчас и не узнают никогда, что их понижение по службе – огромное счастье.

Они не знали, а Свиридов знал. И после звонка Гоглидзе твердо решил никогда больше не упоминать фамилию Данилова при высоком руководстве.

– Ну что ж, – Свиридов открыл сейф, – вот справка по новой банде. Передашь ее Данилову. Скажи, что я надеюсь – вдруг у вас вылезет какой-то кончик. Черт его знает, контингент у вас особенный. Усильте агентурную работу, вдруг всплывет что-нибудь.

– Серьезная банда? – поинтересовался Никитин.

– Да уж куда серьезнее. Москва так и гудит. Взяли три магазина в Химках.

– Крови-то много?

– Одно убийство. Так что, Никитин, твой начальник большого ума человек, он в своем рапорте высказал предположение, что Банин, возможно, и этих орлов снабдил пистолетами.

– Ну если так, товарищ полковник, мы из него это выбьем.

– Все дело в том, что он мог продать оружие подельнику. У нас пока ни пистолетов, ни пуль, ни гильз нет.