Шеф шел молча, только изредка улыбался. На углу он пожал нам руки и спросил:
— Ну как, журналисты?
— Да ничего, Сергей Васильевич!
Потом мы с Сенькой отправились в общежитие, и, хотя было до него рукой подать, добирались мы долго-долго. Мы шагали по тротуарам мимо старых деревянных домишек, обросших черемухой, щелкали каблуками австрийских полуботинок по асфальту широкого проспекта и болтали о том о сем. Нет, ни о чем серьезном мы не говорили. Мы просто дышали прохладным вечерним воздухом.
— Говорят, — сказал Сенька, — чтобы хорошо о чем-то написать, надо самому все это прочувствовать...
— Ага, — ответил я, — говорят...
— А как тут будешь писать о физиках? — спросил он. — Я же не физик. У них там тысячи опытов. Расщепляют... А я...
— А что ты? — сказал я. — Они расщепляют атомы, а ты — дрова.
Мы до поздней ночи добирались до общежития, которое было рядом. Приятно гудели руки. Мы шли и болтали о том о сем.
Нет, ни о чем серьезном мы не говорили.