Столб словесного огня. Том 2 - страница 13

стр.

А тысячи рук ухватили штурвалы,
А тысяча челюстей правит на башне!
Шумят и бушуют угрюмые валы…
Безумцы, раскуйте скорей капитана!
Увы, опоздали! Ликуя, в кимвалы
Бряцает над синей могилой гитана!

17 октября

Плач

О родина моя нагая,
Кликуша бедная моя,
С тобою по страстям шагая,
Слезами горькими поя
Вершины тысячи Голгоф,
Я видел, как засохла вая
Последних окрыленных строф.
Я облик потерял Господний
И златострунные крыла;
Кровавых зарев преисподней
Печать с изрытого чела
Не смыть до гробовой доски.
Знаменья крестные руки
Родную отпустили землю,
Но мертвую я не приемлю…
Бежать? Куда? Но разве крыса
Я с тонущего корабля?
Нет исцеленья от недуга,
И скоро снежные нарциссы
Навеет надо мною вьюга
И пухом станет мне земля.

23 октября

Via Appia

Я люблю только мертвые страны,
Непробудным заснувшие сном,
Кристалличные мрамора раны,
Спеленатые цепким плющом.
На полуденном солнце руины
Мне дороже полночных столиц,
Кипарисы люблю я, раины
Меж колонн, распростершихся ниц.
Там остались нетленные мощи
И конечные формы идей,
Там в душистой оранжевой роще
Меж развалин не видишь людей.
Там возможно ответить как будто,
Что любили мы здесь неспроста,
Что века оправдает минута,
Что в страданьи моем Красота!

24 октября

Пословицы

Правда в дело не годится,
Ей в кивоте лишь молиться
Можно.
Разум – это червь могильный,
Что добудет в прахе пыльном —
Ложно.
Сердце – голубь белоснежный,
Видит в мире безнадежном
Горе.
Греза – только греза – счастье,
В ней свободное ненастье,
Море!

29 октября

Чужие

Холодный метелицы саван
Покрыл золотые поля,
Запрятался с овцами Лаван,
Зарылся кузнечик и тля.
Ах, бедная, бледная Пери,
Зачем мы не взвились с тобой
За неба свинцовые двери
В безбрежности зал голубой?
Зачем мы остались в сугробах
Из белых, безжизненных звезд,
Как будто бы в наших особах
Нуждается снежный погост!
Зачем, ах, зачем воплощенья
Коснулся нас тяжкий ярем?
Ведь не было нам повеленья
Построить, как Ромул и Рем,
Какой-нибудь град семихолмный
Для жалких земных муравьев,
А плакал от муки огромной
Довольно и праотец Иов.
Мы, Пери, с тобой по ошибке
Попали в страданий юдоль,
И создал ее без улыбки,
Нечаянно Мира Король.
Не здесь мы родились наверно,
Не здешние души у нас,
Голгофа, Синай и Лаверна
Твердят, что мы гости на час.
В озлобленном мире обиды
Для духа бессмертного нет,
И вспыхнет на дне хризалиды
Эдема лазурного свет!
И два мотылька бархатистых
На Божий опустятся луг
И в чашечках звезд золотистых
Недолгий забудут испуг.
А снова подобной ошибки
Не будет во веки веков:
Угрюмую землю улыбки
Не могут спасти мотыльков!

2 ноября

Нарыв

На вселенной звездами усыпанном стяге
Застывающий мечется труп,
Эллиптической мира покорствуя тяге, —
И на солнечный падает круп.
А на прахе земном распростерлась отчизна,
Со вчерашнего утра мертвец,
Но не много рыдает по мертвой на тризне
Благородных сыновьих сердец.
Нет, как черви могильные въелись в нарывы
Все зловонные бедных мощей,
У покойницы требуя жизни счастливой
И с курятиной свежею щей.
Ах, как страшно тому, кто не инок могучий,
Кто не троицкий витязь Ослябль,
Убежать бы! Не пустят свинцовые тучи,
А воздушный разбился корабль!
Ах, взнестись бы опять по лазурной спирали
На священном латинском крыле!
Ухватиться б за вечности синие тали
На несущемся в рай корабле!

4 ноября

Ожерелья метелицы

Раскрыли ставни. Нехотя в постели
Я потянулся и открыл глаза:
Мне снились раненые капители,
Полуденные снились небеса.
А тут из-за окошечек тюремных
Замашут голые черешен ветки,
Свинец небес и ржавчина подземных
Теней мою осилуэтят клетку.
Закаплет с крыш, послышится в столовой
Испуганный переворотный шепот, —
И день в Бастилии начнется новый,
И черных мыслей заклубится копоть.
Совсем не просыпаться лучше ныне,
В годину лихолетья, лихоправья,
В святыней унавоженной пустыне,
Где озлобленность торжествует навья.
Но чудо за оконным переплетом
Я демиурговой увидел кисти:
Жемчужно-голубым были налетом
Воздухи крыты райских евхаристий,
И мраморных качались ожерелий
Неисчислимые на ветвях низки,
И блики адамантами горели,
На тополей взвиваясь обелиски.
Фатой прелестнее весенней дважды
Осиротелый расцветился сад,
Но этот цвет, увы, был пух лебяжий,
Накинутый на мрачный палисад,
Но этот цвет, увы, был так холоден,