Столетие войны. (Англо-американская нефтяная политика и Новый Мировой Порядок) - страница 42

В результате немецкая валюта окончательно рухнула. Как отмечалось выше, курс марки начал падать уже к концу 1922 года, когда стало очевидно, что французское правительство Пуанкаре намерено прибегнуть к оккупации. К январю, после оккупации Рура, курс упал до 18 тыс. марок за доллар. Попытки «Рейхсбанка» любой ценой защитить свою валюту позволили удержать курс на этом уровне примерно до мая, но затем все возможности были исчерпаны. К маю экономические последствия потери Рура достигли настолько катастрофических масштабов, что Берлин вынужден был оставить попытки спасти марку.

С этого момента ситуация полностью вышла из-под контроля. К июлю марка упала до 353 тыс. марок за доллар. К августу курс достиг невероятного уровня 4620 тыс. марок за доллар. Падению суждено было продолжиться до 15 ноября, когда курс достиг отметки 4200 млрд. марок за доллар. Такое явление не имело прецедента в экономической истории народов.

С отставанием примерно на месяц вслед за обрушением валюты в Германии начали расти и розничные цены. С уровня 100 в июле 1922 года, сразу после убийства Ратенау, к началу оккупации Рура в конце января 1923 года цены выросли едва ли не в 30 раз — до уровня 2 785. К июлю цены взмыли вверх на невероятную высоту — 74787 против 100 годом ранее. К сентябрю они достигли 23949 тыс. и, наконец, к ноябрю — 750 млрд. Все население разом лишилось сбережений. Уровень жизни резко упал. В то время как незначительному меньшинству удалось на начальном этапе сколотить огромные состояния, подавляющее большинство беднело. Государственные облигации, векселя, банковские вклады — все это утратило какую-либо ценность. Обнищал весь устойчивый средний класс государства.

К сентябрю 1923 года коалиционное правительство, которое к этому времени возглавил Густав Штреземан, приказало прекратить пассивное сопротивление. В ноябре 1923 года было подписано официальное соглашение с Францией и другими странами, участвовавшими в оккупации. Гиперинфляция достигла своего пика. Но это была лишь подготовка Германии к тому, что должно было стать желанной помощью.

В октябре 1923 года госсекретарь США Чарльз Эванс Хьюз, бывший старший юрисконсульт рокфеллеровской «Стандарт Ойл», рекомендовал президенту Кэлвину Кулиджу новый план восстановления репарационной пирамиды, для которой подписанный в апреле 1922 года Рапалльский договор стал серьезным ударом. Хьюз продвинул своего банкира генерала Чарльза Г. Дауэса, связанного с группой Дж. П. Моргана, человека, чья карьера была запятнана коррупцией и скандалами с подкупом представителей Республиканской партии в Иллинойсе.

Дауэс, ставший председателем комиссии, получившей название Комиссия Дауэса, 9 апреля 1924 года представил свой план Комитету по репарациям. За этот план тут же ухватились все стороны, включая и правительство истощенной Германии. В мае Пуанкаре проиграл выборы во Франции, и кабинет Эдуара Эррио также немедленно выразил согласие с репарационным планом Дауэса. 1 сентября официально началась реализация плана. План Дауэса стал первым существенным признаком согласия Британии и США сплотиться и объединить силы после Версаля. Лондон мудро предпочел уступить ведущую роль американцам, сохраняя при этом сильное влияние на американскую политику.

План Дауэса позволил англо-американскому банковскому сообществу установить полный финансовый контроль над Германией. Он был куда эффективнее солдат Пуанкаре, но военная интервенция и сопровождавшая ее гиперинфляция были необходимым условием для его осуществления.

К ноябрю 1923 года финансовым комиссаром был назначен Ялмар Шахт. Шахт, ведший в это время активную переписку с председателем Банка Англии Монтегю Норманом, ввел знаменитую «рентную марку», пытаясь стабилизировать курс марки за счет мнимого обеспечения валюты недвижимостью. 20 ноября, в день опубликования плана стабилизации «рентной марки», скончался президент «Рейхсбанка» Рудольф Хавенштайн, стоявший во главе «Рейхсбанка» с 1908 года, и его смерть стала первым звеном примечательной цепочки подобных смертей. Штреземан и министр финансов Рудольф Гильфердинг неоднократно пытались убедить упрямого Хавенштайна уйти со своего поста. Вскоре стало ясно, зачем это было нужно.