Столько воды кругом - и так близко - страница 2

стр.

И все это время мужики на берегу щелкали фона­риками, чтобы труп в воде был хорошо виден. За­кончив дело, они вернулись в лагерь, выпили еще и легли спать. Утром, в субботу, не спеша приготовили завтрак, напились кофе, выпили виски и пошли ры­бачить: два человека отправились вверх по тече­нию, а двое спустились ниже по реке.

К вечеру снова собрались у костра, нажарили рыбы с картошкой, выпили кофе, тяпнули виски, а после пошли на реку мыть посуду—всего в нескольких ярдах от тела. Потом вернулись в лагерь, еще выпили, до­стали карты и до того доигрались и упились, что сов­сем окосели, карт даже не видели. Верн Уильямс по­шел спать, а оставшаяся троица еще долго травила по­шлые анекдоты, рассказывая бесстыжие байки о похождениях в молодости, и ни один не вспомнил о девушке; но в какой-то момент Гордон Джонсон, за­бывшись, обронил, что форель в этом году им попа­лась жесткая, а вода в реке жутко холодная. При этих словах все затихли и потом уже пили молча, и только когда кто-то из них оступился спьяну, чертыхнувшись, и опрокинул фонарь, они разошлись по палаткам.

Наутро встали поздно, опохмелились, немножко порыбачили, снова выпили, а около часу дня, — вос­кресенье было, — засобирались домой, на день рань­ше, чем планировали. Свернули палатки, скатали спальные мешки, побросали в рюкзаки сковородки, миски и, прихватив улов и снасти, отправились вос­вояси. Что с девушкой — никто даже не посмотрел. Погрузились в машину, ехали молча, как воды в рот набрали; у первой же телефонной будки затормози­ли, вышли. Стюарт стал звонить в приемную шери­фа, а остальные стояли рядом под палящим солнцем и слушали, как он подробно перечисляет их имена — ведь им нечего скрывать от полиции, они здесь не при чем. Он даже готов задержаться на станции об­служивания и дождаться сотрудника полиции, что­бы на месте дать подробные разъяснения и сделать публичное заявление.

Домой он вернулся тогда около одиннадцати. Я уже спала, но, услышав шум в кухне, проснулась и пошла посмотреть. Он стоял возле холодильника и жадно пил пиво. Молча подошел ко мне, обнял, — я спиной ощутила тяжесть его рук: тех самых рук, думала я, что ласкали меня два дня назад.

Мы легли в постель, он снова обнял меня и на ка­кое-то мгновение замер, будто думая о своем. Я потя­нулась к нему, разомкнула ноги... После, сквозь сон, я чувствовала, что он не спит, потом меня разбудил легкий шум, шуршание простыни, — за окном было уже светло, щебетали птицы, а он лежал на спине, курил и не отрываясь смотрел на зашторенное окно. Я позвала его, сонная, но он не откликнулся; я снова уснула.

Рано утром он был уже на ногах — наверняка хо­тел до меня просмотреть утренние газеты: нет ли че­го о произошедшем? Сразу после восьми пошли те­лефонные звонки.

— Идите к черту! — кричал он в телефонную труб­ку. Через минуту снова звонок, тут уж я не выдержа­ла и спустилась в кухню. — Мне нечего добавить к то­му, что уже рассказал шерифу! И хватит об этом! — И он швырнул трубку.

— Что происходит? — спросила я встревожено.

— Сядь, — сказал он тяжелым голосом, потирая не­бритый подбородок с отросшей за несколько дней щетиной. — Мне надо тебе кое-что сказать про слу­чай на рыбалке.

Мы сели за стол, друг против друга, и он стал рас­сказывать...

Я смотрела на него во все глаза, иногда отпивала кофе, — я не могла поверить своим ушам. Потом взя­ла в руки газету, которую он перебросил мне со сво­его конца стола. А там: «девушка от восемнадцати до двадцати четырех лет, личность не установлена... те­ло находилось в воде от трех до пяти дней... возмож­ный мотив — изнасилование... по данным предвари­тельной экспертизы смерть наступила в результате удушения... на груди обнаружены синяки и ссадины, в области влагалища... вскрытие... изнасилование... идет расследование».

— Постарайся понять, — начал он. — Да не смотри на меня так! Я хочу сказать, полегче на поворотах, Клэр. Без паники.

— Почему ты вчера не рассказал мне? — спросила я.

— Ну... не рассказал... И что?

— Сам знаешь что, — и я посмотрела на его руки, на крепкие костяшки пальцев, все в волосках, — ведь эти самые пальцы, обхватившие сигарету, сноровис­тые, сжимали меня вчера, гладили меня, касались моего лона...