Столько воды кругом - и так близко - страница 9

стр.

— Вам помочь? — кричит он, выходя из машины, и направляется ко мне. — Здравствуйте. Эй, слышите меня? — Барабанит пальцами по стеклу. — Вам по­мочь? — Наклоняется и смотрит через стекло, опи­раясь на дверцу.

Я смотрю на него и от ужаса не могу произнести ни слова. А он объясняет:

— Я проехал вперед, потом притормозил, — вижу, вас нет, тогда я немного подождал, а после решил вернуться и посмотреть: не надо ли чего? Может, вам помочь? Чего вы заперлись? Стекло заело?

Я мотаю головой.

— Успокойтесь, опустите стекло. Эй, слышите? Да­вайте помогу. Не дело это — женщине разъезжать од­ной по нехоженым местам. — Он поднимает голову, прислушивается к шуму на дороге, потом снова при­двигает лицо к стеклу. — Ладно, бросьте, опустите стекло, слышите? Так же ничего не слышно!

— Извините, мне надо ехать.

— Слушай, открой дверь, а? — он будто меня не слышит. — Опусти хотя бы стекло. Ты же задохнешь­ся! — Говорит, а сам ощупывает глазами мою грудь и ноги. Юбка задралась выше колен: он, не отрыва­ясь, смотрит на мои ноги. Я замерла, как мышь, бо­юсь пошевелиться.

— Ну и пусть задохнусь, — говорю я. — Я и так зады­хаюсь, не видите?

— Что за черт! — чертыхнувшись, он отпускает дверцу, поворачивается и идет назад к грузовику. Но нет, не тут-то было: в боковое зеркало я вижу, что он опять походит к моей машине. Я закрываю глаза.

— Слушай, может, проедем вместе до Саммита или куда-нибудь еще? Я не спешу. Я сегодня утром свобо­ден, — делает он еще один заход.

Я мотаю головой.

Он все не уходит, потом пожимает плечами.

— Ну, хорошо, леди, вам видней, — говорит он мне. — Пусть так.

Я выжидаю, и только убедившись, что он выехал на дорогу, даю задний ход. Слышу, он переключает скорость и медленно отъезжает, наблюдая за мной в зеркало. Я въезжаю на склон, вырубаю мотор и опу­скаю голову на руль.


Войдя в церковь, вижу, что гроб уже накрыт крыш­кой и утопает в цветах. Я занимаю место в последнем ряду у выхода, и почти сразу начинает играть орган. Храм постепенно заполняется народом, пришедши­ми проститься, — есть люди средних лет и старше, но гораздо больше молодых, двадцатилетних, и сов­сем юных подростков. Им явно не по себе в непри­вычной одежде — в этих строгих костюмах, галсту­ках, в спортивных куртках и брюках, темных плать­ях и лайковых перчатках. Рядом со мной садится парень в клешах и желтой рубашке с короткими ру­кавами — он едва сдерживает слезы. В какой-то мо­мент распахивается боковая дверь, я смотрю на ули­цу, и у меня перед глазами все плывет: я вижу цвету­щий луг; через несколько секунд стекла автомобилей вспыхивают под лучами солнца, и я понимаю — это парковка. Появляются родственники, они проходят на специально отведенные места — сбоку за занавес­кой. Слышен скрип стульев — семья рассаживается. К кафедре подходит худощавый светловолосый гос­подин в темном одеянии: он просит всех склонить головы. Следует короткая молитва за нас, живущих, после чего он предлагает всем молча помолиться за упокой души Сьюзан Миллер. Я закрываю глаза и вспоминаю фотографию девушки в газетах, на теле­экране. Представляю: вот она выпорхнула из кино­театра, садится в зеленый шевроле. А дальше — вниз по реке, подхваченное течением, плывет обнажен­ное тело, ударяясь о подводные камни, путаясь в прибрежных зарослях, то повернет, куда подскажет река, то замедлит ход, — покойница плывет по вол­нам, колышутся распущенные волосы. Потом остановка: зацепилась пальцем за нависшие ветви, воло­сы запутались в водорослях — и теперь ни с места. И тут появляются четверо, смотрят на нее остолбенело. Потом кто-то очень-очень пьяный (уж не Стюарт ли?) наклоняется, берет ее за руку... Знают ли об этом ее путешествии сидящие в церкви? А если б да­же узнали, то что? Я всматриваюсь в лица. Мне ка­жется, между всеми этими событиями и людьми су­ществует какая-то связь, только нужно ее отыскать. От напряжения у меня раскалывается голова.

Господин переходит к добродетелям Сьюзан Мил­лер: приветливая, милая, добрая, отзывчивая. За за­навеской раздается покашливанье, слышатся сдав­ленные рыдания. И тут вступает орган — служба окончена.