Столько воды кругом - и так близко - страница 9
— Вам помочь? — кричит он, выходя из машины, и направляется ко мне. — Здравствуйте. Эй, слышите меня? — Барабанит пальцами по стеклу. — Вам помочь? — Наклоняется и смотрит через стекло, опираясь на дверцу.
Я смотрю на него и от ужаса не могу произнести ни слова. А он объясняет:
— Я проехал вперед, потом притормозил, — вижу, вас нет, тогда я немного подождал, а после решил вернуться и посмотреть: не надо ли чего? Может, вам помочь? Чего вы заперлись? Стекло заело?
Я мотаю головой.
— Успокойтесь, опустите стекло. Эй, слышите? Давайте помогу. Не дело это — женщине разъезжать одной по нехоженым местам. — Он поднимает голову, прислушивается к шуму на дороге, потом снова придвигает лицо к стеклу. — Ладно, бросьте, опустите стекло, слышите? Так же ничего не слышно!
— Извините, мне надо ехать.
— Слушай, открой дверь, а? — он будто меня не слышит. — Опусти хотя бы стекло. Ты же задохнешься! — Говорит, а сам ощупывает глазами мою грудь и ноги. Юбка задралась выше колен: он, не отрываясь, смотрит на мои ноги. Я замерла, как мышь, боюсь пошевелиться.
— Ну и пусть задохнусь, — говорю я. — Я и так задыхаюсь, не видите?
— Что за черт! — чертыхнувшись, он отпускает дверцу, поворачивается и идет назад к грузовику. Но нет, не тут-то было: в боковое зеркало я вижу, что он опять походит к моей машине. Я закрываю глаза.
— Слушай, может, проедем вместе до Саммита или куда-нибудь еще? Я не спешу. Я сегодня утром свободен, — делает он еще один заход.
Я мотаю головой.
Он все не уходит, потом пожимает плечами.
— Ну, хорошо, леди, вам видней, — говорит он мне. — Пусть так.
Я выжидаю, и только убедившись, что он выехал на дорогу, даю задний ход. Слышу, он переключает скорость и медленно отъезжает, наблюдая за мной в зеркало. Я въезжаю на склон, вырубаю мотор и опускаю голову на руль.
Войдя в церковь, вижу, что гроб уже накрыт крышкой и утопает в цветах. Я занимаю место в последнем ряду у выхода, и почти сразу начинает играть орган. Храм постепенно заполняется народом, пришедшими проститься, — есть люди средних лет и старше, но гораздо больше молодых, двадцатилетних, и совсем юных подростков. Им явно не по себе в непривычной одежде — в этих строгих костюмах, галстуках, в спортивных куртках и брюках, темных платьях и лайковых перчатках. Рядом со мной садится парень в клешах и желтой рубашке с короткими рукавами — он едва сдерживает слезы. В какой-то момент распахивается боковая дверь, я смотрю на улицу, и у меня перед глазами все плывет: я вижу цветущий луг; через несколько секунд стекла автомобилей вспыхивают под лучами солнца, и я понимаю — это парковка. Появляются родственники, они проходят на специально отведенные места — сбоку за занавеской. Слышен скрип стульев — семья рассаживается. К кафедре подходит худощавый светловолосый господин в темном одеянии: он просит всех склонить головы. Следует короткая молитва за нас, живущих, после чего он предлагает всем молча помолиться за упокой души Сьюзан Миллер. Я закрываю глаза и вспоминаю фотографию девушки в газетах, на телеэкране. Представляю: вот она выпорхнула из кинотеатра, садится в зеленый шевроле. А дальше — вниз по реке, подхваченное течением, плывет обнаженное тело, ударяясь о подводные камни, путаясь в прибрежных зарослях, то повернет, куда подскажет река, то замедлит ход, — покойница плывет по волнам, колышутся распущенные волосы. Потом остановка: зацепилась пальцем за нависшие ветви, волосы запутались в водорослях — и теперь ни с места. И тут появляются четверо, смотрят на нее остолбенело. Потом кто-то очень-очень пьяный (уж не Стюарт ли?) наклоняется, берет ее за руку... Знают ли об этом ее путешествии сидящие в церкви? А если б даже узнали, то что? Я всматриваюсь в лица. Мне кажется, между всеми этими событиями и людьми существует какая-то связь, только нужно ее отыскать. От напряжения у меня раскалывается голова.
Господин переходит к добродетелям Сьюзан Миллер: приветливая, милая, добрая, отзывчивая. За занавеской раздается покашливанье, слышатся сдавленные рыдания. И тут вступает орган — служба окончена.