Сторонние наблюдения (сборник) - страница 2

Насмотревшись всего этого великолепия, к вечеру настает пора встретиться и с привидениями. Тут тоже полнейшее изобилие. Выбор экскурсий с привидениями превосходит все ожидания, и мы решили этим воспользоваться.

Человек в черном плаще с котелком на голове и кожаным саквояжем в руках встретил толпу жаждущих острых ощущений туристов. Он поставил на тротуар трехступенчатую стремянку, взобрался на неё и громогласно произнес: «Достопочтенная публика! Сейчас я проведу вас по местам, где вы сможете повстречаться с усопшими людьми, и от ужаса у вас волосы встанут дыбом. А вот вы, да-да… вы, – он показал пальцем на высокого парня в толпе, – вы со страху просто обмочитесь. Теперь, – он поднял вверх указательный палец, – мы подходим к самому главному моменту нашего путешествия – к деньгам!» С этими словами человек в котелке резко открыл свой саквояж, предлагая всем положить туда свои денежки. За считанные секунды чемоданчик наполнился доверху.

Затем он повел нас по мрачным улочкам, рассказывая ужасные истории, и в кульминационный момент своего рассказа, выхватив нож, резанул себе запястье, из которого обильно хлынула кровь. Толпа ахнула, не сразу сообразив, что это лишь театральный трюк с применением специального ножа с убирающимся внутрь лезвием и брызгающей бутафорской кровью.

Многие туристы поспешили, конечно, снять весь спектакль на видео. Наш актёр обратился к одному из них: «Как вас зовут?»

– Майк, – ответил тот.

– Вы откуда?

– Из Соединенных Штатов.

– Какой номер?

Толпа загоготала.

– Из Бостона, – робко уточнил Майк, продолжая при этом снимать.

– Вот это я хочу передать друзьям Майка в Бостоне, – продолжал наш гид, – которые будут смотреть ещё один из его ужасно занудных любительских фильмов…

Тут он резко поднял вверх средний палец правой руки и сунул его почти в самый объектив видеокамеры. Ликованию толпы не было предела.

Проехав на поезде пару часов к северу, мы оказались теперь в Шотландии, в Эдинбурге. Прокопчённый готический Эдинбург превратился в эти длинные августовские дни в ярмарку театрально-цирковой жизни. Мы угодили туда как раз на Эдинбургский фестиваль. По городу расхаживали разряженные процессии театральных трупп, съехавшиеся со всего мира, они зазывали публику на свои спектакли. Жонглёры, шпагоглотатели и гимнасты развлекали праздно разгуливающих туристов, облаченные в шотландские юбочки трубачи раздували свои трубы, пианист за белым роялем прямо на площади лихо играл мелодию «Хей, Джуд».

С трудом затащив наши чемоданища на третий этаж пансиона, где мы остановились, и удобно разместившись в своих комнатах, мы провалились в глубокий сон. Утром в гостиной нас ожидал завтрак. Хозяйка поинтересовалась, предпочитаем ли мы чай или кофе и не желаем ли поесть овсянки. Я всегда мечтал поесть шотландской овсянки. Как замечательно звучала фраза в фильме «Приключения Шерлока Холмса: Собака Баскервилей», произнесённая Бэрримором: «Овсянка, сэр!»

Конечно, конечно, мы обязательно должны были отведать этот удивительный шотландский порридж. Через несколько минут перед нами уже стояли мисочки с горячей кашей, и, зажмурившись от предвкушения чего-то необычайного, я зачерпнул ложкой и впервые в жизни отведал это удивительное варево. Увы, на вкус это был настоящий клейстер, и водянистая структура каши, и её цвет внешне тоже напоминали средство для наклейки обоев. Ни в какое сравнение эта бурда не шла с той ароматной кашкой, которую варила моя бабушка, по-русски, на молочке, с сахарком и солью и с обязательным добавлением в тарелку кусочка сливочного масла.

Съев для приличия по паре ложек, мы отставили наши тарелки и попросили принести нам вареные яйца.

После этого случая я был совершенно уверен, что хуже сварить овсянку просто невозможно. Но я ошибся. Спустя некоторое время я имел неосторожность заказать себе на завтрак овсяную кашу в Сан-Франциско и могу с полной ответственностью заявить, что она была еще хуже, чем шотландская. Думаю, что варивший её повар, скорее всего, долгое время стажировался в Алькатрасе[1], пока его не закрыли, и там научился варить эту жуткую баланду. Как ни старался я улучшить её вкус, сколько ни добавлял туда сахар, соль, клюкву, изюм, молоко, – ощущение, что ешь что-то несъедобное, никуда не исчезало.