Страдания князя Штерненгоха - страница 9

Только я собрался оторвать взгляд от стекла… как заметил мужскую фигуру, взбирающуюся на холм с другой стороны. И тут же, не знаю почему, у меня мелькнула темная и какая-то страшная мысль: «Фатальный вопрос: почему я не перестал глядеть в трубу хоть секундой раньше?»

Хельга достигла вершины и вдруг исчезла, точно сквозь землю провалилась. Через минуту на вершине показался и мужчина. Хельга опять появилась и с распростертыми объятиями кинулась ему на грудь!

Трудно даже вообразить, как сильно это на меня подействовало. О страданиях, которые до сих пор принесло мне супружество, я рассказал совсем немного; несмотря на это каждый читатель поймет, что после всего предшествующего, глядя на все логически, это событие не должно было почти никак подействовать на меня. Но чувства иррациональны, безумны, а измена жены — для мужчины всегда самое ужасное и огромное оскорбление. То, что до сих пор Хельга ни разу не изменила мне в объятиях другого мужчины, было для меня единственным утешением во всех моих страданиях из-за нее. А теперь эта единственная светлая точка погасла. Весь мир для меня погрузился в темную ночь. Все ужасные стороны моей связи с этой дьяволицей встали у меня перед глазами как привидения, все безутешные воспоминания напали на меня, как рой вылетевших из ада шершней… Ужасная боль и жутчайшая ярость не давали мне сомкнуть глаз в течение всей ночи. Я горел желанием задушить, зарубить, стереть в порошок это чудовище в обличье женщины. Я поклялся отомстить ей самым ужасным образом…

На следующий день поутру я отправился на этот холм. Посредине небольшой плоской вершины оказалась маленькая, заросшая помятой травой, котловина. В ней валялась масса обрывков бумаги, кружев, объедков, сигар, пустых и полных бутылок и т. д. Тут же лежали две груды камней, большей частью плоских, так что у меня хватило сил их отодвинуть. Во второй груде, поменьше, я нашел, например, белоснежные, мягкие, дерзкие подушечки, метелки, плетки и более редкие инструменты, которыми обычно пользуются садисты. Когда я отодвинул несколько камней с груды побольше, я увидел между ними щель, достаточно широкую для того, чтобы моя небольшая фигура пролезла в нее. Я увеличил щель при помощи охотничьего ножа, забрался в нее и, приложив для этого немало усилий, снова прикрылся сдвинутыми камнями. С радостью я обнаружил, что хорошо спрятан. Вряд ли можно заметить, что внутри лежит человек; даже если кто и увидит кусок моей одежды, безусловно не будет уделять ему внимания: цвет камней не отличишь от цвета моего платья. Мне же сквозь щель прекрасно видна вся котловина. Охваченный каким-то неистовым спокойствием, я вернулся домой.

Я принял решение застрелить их обоих из своего укрытия, хотя и чувствовал, что мне не хватит на это смелости; но моя страсть не обращала внимание на это чувство.

На следующее утро я, под предлогом охоты, покинул замок и за час до того, когда любовники обыкновенно приходили на вершину холма, снова спрятался в камнях с ружьем, револьвером и охотничьим ножом. Но я уже решил, что — по крайней мере, в этот день — я не посягну на их жизнь и буду только наблюдать.

Как долго тянулось время в этой каменной смирительной рубашке! На меня напал страх, от которого у меня дрожали ноги и стучали зубы. Мне было холодно, несмотря на то, что солнце жгло неимоверно. Я уже вот-вот собирался откинуть эту неприветливую перину и удрать… как тут внезапно на краю вершины вынырнуло сатанинское лицо Хельги.

Она была одета примерно как Клеопатра или Семирамида, или еще какой-то подобный сброд… Просто чудо, как она добралась сюда в таком маскараде через довольно густо заселенную местность. Она остановилась. Сделала глоток из бутылки. Вынула из маленькой груды подушки, швырнула их в котловину, разлеглась на них и, махая ногами над головой, запела голосом Валькирии, несущимся вниз с облаков, бесстыжую, манящую любовника песню. Потом вскочила и, ревя от смеха и плача, послала ветрам невнятные заклинания. И снова кинулась на подушки, сладострастно извиваясь, целовала свои обнаженные бедра и сильно хлестала икры тросточкой, черной розгой, которую всегда, как драгун, носила при себе. Затем снова осмотрелась по сторонам: