Страна Муравия - страница 16
Что вот хозяин смякнет, а потом
Заговорит о жизни откровенней,
О ценах, о налогах, обо всем.
Но тот хвалился лошадями, хлебом,
Потом повел, показывая льны,
Да все мельком поглядывал на небо,
Темнеющее с южной стороны.
По огородам, по садам соседним
Вел за собою гостя по жаре.
Он поднимал телят в загоне летнем,
Коров, коней тревожил на дворе.
А скот был сытый, плавный, чистокровный;
Как горница, был светел новый двор.
И черные — с построек старых — бревна
Меж новых хорошо легли в забор.
И, осмотрев фундамент и отметив,
Что дерево в сухом — оно, что кость,
Впервые, может, обо всем об этом
На много лет вперед подумал гость.
Вплотную рожь к задворкам подступала
С молочным, только налитым, зерном...
А туча тихо землю затеняла,
И вдруг короткий прокатился гром.
Хозяин оглянулся виновато
И подмигнул бедово:
"Что, как дождь?..
И гостя с места на покос сосватал:
"Для развлеченья малость подгребешь."
Мелькали спины, темные от пота,
Метали люди сено на воза,
Гребли, несли, спорилася работа.
В полях темнело. Близилась гроза.
Гость подгребал дорожку вслед за возом,
Сам на воз ношу подавал свою,
И на вопрос: какого он колхоза?
Покорно отвечал:
— Не состою...
Дождь находил, шумел высоко где-то,
Еще не долетая до земли.
И люди, весело ругая лето,
С последним возом на усадьбу шли.
Хозяин рад был, что свою отлучку
Он вместе с гостем в поле наверстал.
И шли они, как пьяные, под ручку.
И пыльный дождь их у крыльца застал...
Гость от дождя убрал кошелку в хату
И, сев на лавку, стих и погрустнел:
Знать, люди, вправду, будут жить богато,
Как жить он, может, больше всех хотел.
1933
Бубашка
В ночь, как всегда, на месте он, Бубашка.
Подворье обойдет, пробьет часы.
Ружьишко дулом вниз — и нараспашку
Армяк, отяжелевший от росы.
Чуть тянет холодком ночным от речки,
Простывшей баней и сырым песком.
Всю ночь Бубашка простоит, как свечка,
Пока туман не встанет потолком...
И он гордится должностью привычной.
Он тридцать лет хозяину служил,
Ел за одним столом, и эту кличку
Бубашка — от него же получил.
Он прожил жизнь, не разъезжал по свету,
Не знал он, где кончался Брянский лес...
И странно старику, что к жизни этой
Большой у всех открылся интерес.
Рассказывай, как жил ты, как трудился,
Как двор хозяйский по ночам стерег,
Как лошадьми хозяйскими гордился,
Как прожил жизнь, да так и не женился.
Не захотел жениться без сапог.
И, закурив, чтоб дрема не напала,
Он вспомнит детство, побирушку-мать...
И многое, что без него, пожалуй,
Уж некому теперь и вспоминать...
В годах старик, но отдыха не просит,
Пошли теперь такие старики.
И носит важно, с уваженьем носит
Общественный армяк и сапоги.
И видит — жизнь тянувший, как упряжку,
Под кличкой лошадиною батрак,
Что только сам себя зовет Бубашкой,
А все его уже зовут не так...
1933
* * *
Рожь отволновалась. Дым прошел.
Налило зерно до половины.
Колос мягок, но уже тяжел,
И уже в нем запах есть овинный...
1933
* * *
Он до света вставал, как хозяин двора,
Вся деревня слыхала первый скрип на колодце.
Двадцать лет он им воду носил и дрова,
Спал и ел как придется.
И ни пасхи, ни духова дня ему не было
Что работнику трудно — своему ничего.
А чтоб части невестка потом не потребовала,
До последнего дня не женили его.
Он возился с конями, хомутами, чересседельниками,
Ездил с возом на мельницу, в лес с топором.
И гордился, гордился богачами брательниками,
Конями, сбруей, богатым двором.
Так бы доля его, неизбывная, темная,
И тянулась весь век; но бывают дела:
Приманила его одна разреденная,
И женила его на себе, и в колхоз привела.
1933
Братья
Лет семнадцать тому назад
Были малые мы ребятишки.
Мы любили свой хутор,
Свой сад. Свой колодец,
Свой ельник и шишки.
Нас отец, за ухватку любя,
Называл не детьми, а сынами.
Он сажал нас обапол себя
И о жизни беседовал с нами.
— Ну, сыны? Что, сыны? Как, сыны?
И сидели мы, выпятив груди,
Я с одной стороны,
Брат с другой стороны,
Как большие, женатые люди.
Но в сарае своем по ночам
Мы вдвоем засыпали несмело.
Одинокий кузнечик сверчал,
И горячее сено шумело...
Мы, бывало, корзинки грибов,
От дождя побелевших, носили,