Страна поднимается - страница 4

стр.

, и, миновав их, впадает наконец в огромную безбрежную реку — люди кинь зовут ее морем…

Молодежь сидела, слушая дядюшку Шунга, и чудилось ей: вот он воочию, славный богатырь Ту. Высоченный и кряжистый, серебрятся редкая борода и усы, лучистые глаза глядят в упор, к набедренной повязке привязан длинный меч. Во всей нашей державе, ни у бана, ни у еде, ни у киней, ни у мнонгов с седангами — ни у кого нет такого меча, как у славного Ту. Меч этот не простой, а волшебный. Да разве, будь у нас такой меч, кто-нибудь посмел бы вторгнуться к нам, захватить наши земли, выгонять нас на работы и облагать податями?! Нет, все мы свободно трудились бы на лесных пашнях, вольготно ловили рыбу в ручьях и реках, промышляли зверя в лесу, ели досыта, наряжались, били в гонги, дудели в рожки и весь бамбук, сколько его ни есть в горах, пустили бы на торынги. То-то они заиграли бы на празднике урожая, а мы гуляли да тешились, покуда не вышло бы время, отмеренное госпоже луне… Однажды француз надумал выгнать людей бана на подневольную работу. Тут славный Ту вышел на врагов со своим мечом, разбил и разогнал всех до единого… В другой раз обрушилась на нашу землю небывалая буря с дождем и громом. Вода в реке Ба поднялась — вот-вот затопит поля и пашни. Вышел славный Ту со своим мечом против дождя и бури — спасти народ от беды. Одолел и бурю с дождем. Да только слишком уж сильно размахивал он мечом: клинок отломился и упал в реку Ба, осталась в деснице у Ту одна рукоять. Воды реки Ба вынесли клинок на равнину, и там люди кинь подобрали его. У них остался клинок чудесного меча, у нас, в горах, — рукоять. Живем мы далеко друг от друга, нагрянул француз, а бить его нечем, вот тогда он нас и осилил. Забрал всю нашу землю, заставил гнуть на него спину, обложил податями…

Молодые парни неотрывно глядели в глубоко запавшие черные глаза дядюшки Шунга: не эти ли глаза видели славного богатыря Ту? А старый Шунг неспешно обмял пальцами щепоть табаку, набил трубку, отщипнул лучину от расплющенной бамбучины в сплетении пола, прикурил, затянулся и выпустил целое облако густого терпкого дыма. Тотчас и глубоко запавшие глаза его, и высокие морщинистые скулы, длинная седая борода с усами утонули в дыму. Он дождался, покуда рассеется дым и уймется зашумевшая было молодежь, и продолжал:

— Почтенный Тхиенг, мой дед по отцу, и отец мой, почтенный Кланг, всегда говорили: кто захочет одолеть француза, пусть отыщет людей кинь и снова соединит клинок меча с рукоятью. Ему уготована будет победа…

Когда он закончил свой рассказ, время уже перевалило за полночь. Птица тяоао кричала в небе: «Тяо ао!.. Тяо ао!..» Где-то на горе Тьылэй рычал тигр. Деревенские старцы все как один отправились на покой. Лишь десятка полтора парней остались в общинном доме и молча сидели вокруг очага. Все так же тихо и неумолчно журчал в ночи ручей Тхиом.

Воды его будут бежать всю ночь напролет и на рассвете вольются в реку Ба, а к полудню добегут, наверно, до деревни славного Ту… Который уж год пошел, как он умер? Почему же никто из бана до сих пор не отправился на поиски людей кинь? Не соединил чудесный меч? Да и где он теперь, этот клинок? Куда подевался? Народ из деревни Конгхоа — и Нуп, и Гип, и дядюшка Па… — многие, всех и не счесть, ходили в Анкхе гнуть спину на француза и видели там людей кинь. Им тоже, как и людям бана, приходилось надрываться на подневольной работе, платить подати французу, точно так же страдать и маяться.

И кто знает, куда задевали они свой клинок? Кто скажет, удастся ли людям без меча славного Ту хоть когда-нибудь сбросить тяжкое, позорное ярмо?.. Лет с двадцать пазад, точнее, в одна тысяча девятьсот двадцать пятом году, храбрец Ма Транг Лон из племени мнонг взбунтовал против француза чуть не весь округ Лан. Но в конце концов повстанцам пришлось покориться и снова, как прежде, гнуть на француза спину, выплачивать подати. Наверно, и дядюшка Ма Транг Лон не отыскал меч славного Ту…

Даже огонь задумался — опал, съежился. Общинный дом погрузился в безмолвие.

Первым нарушил молчание Зиа.

— Весь рис на полях созрел, — сказал он. — Скоро небось пожалует француз.