Страна Северного Ветра - страница 20
— Это замечательное место, где ты сможешь меня подождать, — ответила Царица. — Давай зайдём внутрь, ты сам всё увидишь.
В одной из башен была открыта дверь, ведущая на крышу. Через неё и вошла Царица Северного Ветра с Алмазом на руках. Затем она опустила мальчика на пол, и Алмаз очутился у каменной винтовой лестницы, нижняя часть которой терялась в темноте — внутрь через открытую дверь проникал лишь слабый свет. Тем не менее мальчик смог различить, что Царица стоит позади него. Он поднял глаза, отыскивая её лицо, и с радостью обнаружил, что из красивой великанши она стала высокой доброй дамой, какой он больше всего её любил. Она взяла его за руку и повела вниз, позволив идти по широкому краю лестницы. Потом Царица открыла ещё одну маленькую дверь, и они очутились на небольших хорах, шедших вокруг центральной части храма вдоль верхнего ряда окон. Хоры были очень узкими, без всяких перил — как только они миновали дверь, держаться больше было не за что и можно было запросто свалиться. Каменная пропасть храма простиралась далеко вниз, и у Алмаза захватило дыхание от страха, едва он туда заглянул.
— Почему ты дрожишь, малыш? — спросила Царица Северного Ветра, плавно ступая вперёд и ведя Алмаза позади: места было слишком мало, чтобы они могли идти рядом.
— Я упасть боюсь, — отозвался Алмаз. — Здесь так высоко.
— Да, высоковато, — согласилась Царица, — только ещё минуту-две назад ты был гораздо выше.
— Тогда чья-то рука заботливо меня обнимала, — произнёс Алмаз и прикоснулся губами к красивой, но холодной руке Царицы.
— Какие у тебя тёплые и мягкие губки, — улыбнулась та. — Жаль, что они болтают всякую чепуху. Разве сейчас я не держу тебя за руку?
— Держишь. Но иду-то я сам и могу поскользнуться. Мои ноги не такие надёжные, как твои руки.
— Я же сказала, что держу тебя, глупыш.
— Да, но почему-то мне всё равно страшно.
— Если бы ты вдруг сорвался, а я тебя не удержала, я бы бросилась за тобой раньше, чем секундная стрелка дамских часиков двинулась с места, и поймала бы тебя задолго до земли.
— И всё-таки я боюсь, — сказал Алмаз.
— Ой-ой-ой! — вскрикнул он в следующее мгновение, от страха подавшись вперёд, потому что Царица Северного Ветра выпустила его руку и исчезла, оставив его, окаменевшего от ужаса, стоять на хорах.
— Иди за мной, — звучали у него в ушах слова Царицы.
Но он не смел даже шелохнуться. Ещё немного, и он бы точно упал вниз от страха, как вдруг в лицо ему подул ласковый прохладный ветерок. С каждым его дуновением Алмаз чувствовал, что проходят слабость и паника. К нему вернулась храбрость, а лёгкий и освежающий ветерок продолжал настойчиво звать его, и таким повелительным был этот нежный зов, что мальчик двинулся по узкому выступу так же бесстрашно, как до этого шла Царица Северного Ветра.
Он шёл довольно долго мимо бесконечного ряда окон, а по другую сторону огромное пространство церковного нефа эхом вторило его храбрым шагам. Наконец он добрался до небольшой приоткрытой двери, за которой была достаточно широкая лестница. Алмаз двинулся по ней вниз. Казалось, лестница никогда не кончится, как вдруг он очутился в объятиях Царицы Северного Ветра. Она прижала мальчика к груди и поцеловала в лоб, а тот уткнулся ей в плечо и пробормотал:
— Зачем ты бросила там меня одного, милая Царица?
— Я хотела, чтобы ты проделал этот путь сам, — был ответ.
— Но с тобой рядом так хорошо, — произнёс мальчик.
— Не сомневаюсь, но не могла же я прижать к сердцу маленького труса. Мне стало бы очень холодно!
— Я не сам стал смелым, — признался Алмаз. Мои читатели постарше уже, вероятно, заметили, что он был на редкость честным ребёнком и всегда говорил, как было на самом деле. — Это ветерок, он подул на меня и придал мне храбрости. Ведь дело в нём, да, Царица?
— Да, я знаю про ветерок. Тебя нужно было научить храбрости. А ей невозможно научиться, пока не почувствуешь её дыхания, поэтому она и была тебе послана. Однако вряд ли в следующий раз ты сам попробуешь быть смелым?
— Нет, я постараюсь. Обещаю. Только постараться — это так мало.
— Вовсе нет. Это многого стоит, ибо это начало, Алмаз. А начало — самая важная вещь на свете. Стараться быть храбрым — это и есть быть храбрым. Трус, преодолевающий свою трусость, достоин большего уважения, чем человек, храбрый от природы, потому что тому никогда не приходилось себя преодолеть.