Страна слепых, или Увидеть свет - страница 18

маски по большому счету плевать, но аберрации восприятия заставляют меня нервничать. Так легко потерять себя в бесконечности несуществующих кривых зеркал. Разобьешься стеклянным гоблином – потом хрен соберешь осколки. Это не я придумал. Даже не знаю, как выглядят гоблины, тем более стеклянные. Кто-то когда-то мне рассказал. Но кто и когда?

Пробираюсь через темное фойе, где меня обступают силуэты: костюмы, внутри которых нет тел. Стрелять даже не приходит в голову. Что толку? Пустые оболочки, шляпы, маски, перчатки парят вокруг; костюмы и платья в точности повторяют человеческие движения, наполняют пространство запахом нафталина, задевают пыльными рукавами. Раскрытый веер касается моего лица – и на мгновение вспыхивает воспоминание. Чужое воспоминание…

Старый, веселящийся перед смертью мир. Твой последний выход в свет. Женщины в платьях с обнаженными плечами, но кутающиеся в меха, томное обмахивание веером, тонкие ароматы духов, сверкающие бриллианты. Где-то в отдалении звучит струнный квартет, плывет сигарный дымок. Оценивающие, изнурительно пристальные взгляды со всех сторон. Они жадно высасывают твою сумеречную красоту, а ума ты лишилась давно, иначе тебя бы здесь не было… Со своим спутником ты перемещаешься в ложу. Темнота. Ожидание. Похлопывание веером по ладони. Конический луч света. На донышке конуса – слепой дирижер в темных очках. Двести человек следят за его руками. Доминирование. Подчинение. Власть музыки и темноты. Ты растворяешься в невещественном. А потом ты роешься во прахе…

Стиснув зубы, продолжаю идти. Пытаюсь прогнать видения. Что бы ни мерещилось, надо выбраться отсюда и вернуться на станцию техобслуживания. Парень ждет. Возможно, еще ждет. Если, конечно, не крался вслед за мной и не навел кротов на добычу.

Мертвенно отсвечивает паркет – будто одеревеневшая и отполированная до блеска лунная дорожка. Ее пересекают тени. Передо мной возникает женское платье, а над ним – маска. Двигаются отдельно друг от друга, пляшут, словно воздушные змеи. Где же та, кому они принадлежали? Нахожу ответ, беру его из ложной пустоты: за пределами моего света. На самом деле это ничего не объясняет. Маска бела, как снег; ярко-красные губы сложены в замороженную улыбку; вокруг прорезей для глаз – россыпи золотых блесток, красивые узоры с павлиньих перьев. И две кровавые слезы текут по щекам…

Делаю очередной шаг вперед, маска не отодвигается. Платье тоже. Тьма не отступает. Моя рука с пистолетом почти на талии еще не воплотившейся участницы маскарада. Обнимаю ту самую обманчивую пустоту. Вот, уже не пустоту. Темнота наполняется чем-то головокружительным. Наконец ощущаю упругое тело под своей рукой. Аромат женщины щекочет нервы, щекочет мозг, щекочет инстинкты. Приятная тяжесть ее головы у меня на плече. Шепот перетекает в ухо сладкой отравой; шевелятся нарисованные губы, касаются моей кожи. У меня встает. Тут они верно рассчитали: много ли мне надо? Погрузиться в темноту соития. Забыть о своем ничтожестве и обреченности. Забыть обо всем и обо всех. О слепых тварях и мальчишке. Об океане и острове.

Едва переставляя ноги, тащу на себе сгусток своего вожделения. «Куда же ты, дурачок? – шепчет некто из-под маски. – Там, снаружи, боль, страх и одиночество. С нами ты не будешь один. Мы останемся вместе навечно. Здесь тебе нечего бояться. Сюда не приходят кроты. Мы будем танцевать и любить друг друга до конца темноты. И еще… Я хочу тебя прямо сейчас, малыш…»

Ее рука у меня в паху. Черт, это слишком для того, кто никогда не спал со зрячей! Темнота отрастила себе руку. Я в ее власти. В ее пасти. Или уже во чреве? Погибаю. Она поглощает своих любовников целиком.

«Откуда ты знаешь, мой сладкий? Разве я тебя уже проглатывала?»

Не помню. Ничего такого не помню. Но откуда-то знаю.

«Забудь и наслаждайся любовью. Слишком много было боли, слишком мало любви…»

Рука медленно мастурбирует меня. Время останавливается. Чтобы запустить его снова, требуется гигантское усилие воли. Я кончаю и нажимаю на спуск одновременно. Можно сказать, стреляю из обоих стволов. Маска раскалывается; фрагменты лица мгновенно складываются по-новому – это тоже лицо, но совершенно другое, и то, что у него нет глаз, а рот перекошен, не имеет значения.