Страна тысячи городов - страница 56

Весьма распространен и сюжет охоты. Мы видим здесь, в частности, всадника, который выехал на охоту верхом на верблюде. В этом нет ничего удивительного — он охотится за джейранами, норовящими обычно завести преследователя в непроходимые пески. А среди верблюдов встречаются рекордсмены, мало уступающие в скорости лошадям. Надо полагать, к сценам охоты относятся и обломки рельефов с изображением тигров. Эти полосатые хищники, доныне встречающиеся в низовьях Аму-Дарьи, были достойными противниками для развлекающейся аристократии Хорезма. Охота как традиционное развлечение знатных персон была, видимо, достаточно популярна и в древней Средней Азии. Нередко здесь устраивались специальные охотничьи парки и заказники. Историк похода Александра сохранил следующее описание одного из таких согдийских заповедников. «В тех местах, — пишет он, — наибольшим признаком богатства варваров, без сомнения, являются стада благородных животных, запертые в обширных рощах и горных пастбищах. Для этого выбирают большие прекрасные леса с обильными источниками постоянно текущих вод; леса окружаются стенами, имеющими башни — убежища для охотников. Утверждается, что это горное пастбище было не тронуто в течение четырех поколений; Александр, вступив туда со всем войском, велел со всех сторон гнать зверей». Среди последних оказался и кинувшийся на Александра огромный хищник, именуемый в источниках львом. Скорее всего это был среднеазиатский абориген — тигр, которого древние авторы часто путают с его гривастым собратом. Подобные заказники вполне могли существовать и у хорезмийских владык. Во всяком случае тигров в те времена в болотистых низовьях Аму-Дарьи было достаточно.

Как и в большинстве среднеазиатских центров, были в Хорезме распространены и терракотовые статуэтки — идольчики. Среди них наиболее популярны фигурки стоящих женщин в тяжелых одеждах. Типичная хорезмийская черта — оторочка этой одежды по подолу. Имеются среди терракот и иные образы. Таковы, например, женщина с ребенком в руках (вспомним рельеф на баклаге) или богиня, держащая двуручную амфору. Образ последней перекликается с аналогичной скульптурой, помещенной на нисийских ритонах. Только нисийская богиня предельно обнажена, а хорезмийская целомудренно закутана в плотное одеяние. Правда, это искупается другой статуэткой, изображающей мужчину, вообще лишенного какой-либо одежды. В одной руке у него виноградная гроздь, в другой — садовый нож. Перед нами явно божество виноделия в его эллинистическом варианте — бесшабашный Дионис.

Таким образом, даже затерянный в низовьях Аму-Дарьи Хорезм не избежал в это время эллинистических влияний. Однако проявляются эти влияния в значительно меньшей мере, чем это можно было наблюдать в Парфии или Бактрии. Для цивилизации раннего Хорезма характерны также несколько замедленные темпы развития. Так, здесь еще нет налаженного денежного обращения — на древних памятниках археологи почти не находят монет. Нет ни одной монеты и на Кой-Крылган-кале, хотя памятник раскопан целиком. Вероятно, преобладала меновая торговля, стимулируемая наличием кочевого окружения. Вместе с тем северный форпост городской культуры отличается и значительным своеобразием. Лучшее тому доказательство — богатая парадная керамика и оригинальная архитектура Кой-Крылган-калы.

Вторая часть хорезмийской главы должна быть посвящена тому периоду, когда городская культура, сохраняя самобытность и оригинальность, уже мало в чем уступала своим более развитым соседям. Время это приходится на I–IV века н. э. Это была эпоха наивысшего расцвета древней городской цивилизации, что в полной мере прослеживается и по хорезмийским материалам.

На обоих берегах Аму-Дарьи в эту пору реконструируются и улучшаются ирригационные системы. Первоначально хорезмийские каналы лишь повторяли направление усыхающих протоков. Теперь, в I–IV веках н. э., здесь уже создаются сложные ирригационные устройства с магистральными руслами, выведенными непосредственно из главного рукава Аму-Дарьи. Число городских поселений в это время увеличивается.