Страницы Миллбурнского клуба, 2 - страница 6

Что можно сказать об этих двух подходах? Начнем с первого, который устанавливает, что понятие прекрасного – это нечто объективное (данное нам свыше). Если бы это положение было верным, то можно было бы ожидать единства всех людей в их оценках. Но такого нет в реальной жизни. Одни и те же произведения, будь то литературные, музыкальные или какие-то другие, вызывают разные отклики разных людей. Это соображение является одним из основных доводов сторонников субъективизма, подтверждающим их правоту.

Я предполагаю, что сторонники объективизма могут привести какие-то аргументы, оправдывающие разногласия среди неоднородного состава населения. Поэтому я хочу обратиться к более узкому подмножеству людей. И предлагаю посмотреть, есть ли принципиальные разногласия в оценке, скажем, литературных произведений среди литераторов. Оказывается, что такие примеры легко привести. Вот очень убедительные примеры (которые я, в основном, взял из моей книги «Релятивистская концепция языка»).

Первый яркий пример: Льву Николаевичу Толстому активно не нравился Шекспир. Лев Николаевич в различные периоды своей жизни по-разному относился к Пушкину. Пастернак не любил Хлебникова, Багрицкого, Мандельштама и Гумилева. Гумилева не любили также Брюсов и Вячеслав Иванов. Пастернака не любили Набоков, Волошин, Андрей Белый и Ходасевич. А Набоков, кроме Пастернака, не любил еще Достоевского и Бунина. Бунин не любил Достоевского, Блока, Бальмонта, Сологуба, Вячеслава Иванова, Брюсова и Андрея Белого. Цветаева и Ахматова не любили Чехова. Мандельштам не любил Цветаеву. Андрей Белый не любил Мандельштама. Мандельштам не любил Андрея Белого.

О чем говорят эти примеры? Не правда ли, они опровергают положение об объективно прекрасном? Действительно, что же это за объективно прекрасное, если оно недоступно пониманию мэтрам литературы?

Другой пример относится к живописи. Поначалу ценители живописи относились к французскому импрессионизму отрицательно. А сейчас, кажется, никто не сомневается, что французские импрессионисты принесли миру нечто прекрасное.

Такие же примеры легко найти и в музыке: то, что отвергалось многими ценителями музыки, скоро становилось признаваемыми повсеместно шедеврами.

Существуют ли примеры, когда кто-то сначала нравился ценителям, скажем, литературы, а потом забывался? Конечно такие примеры есть. В начале ХХ века имя Константина Дмитриевича Бальмонта было известно всем людям в России, неравнодушным к поэзии. На его выступления билет было достать практически невозможно. Сотни исследователей изучали его творчество. А сейчас даже среди увлекающихся поэзией, Бальмонта мало кто знает. И таких примеров можно привести много и из разных областей.

Теперь уже становится очень похоже на то, что сторонники второго подхода – субъективизма – во многом правы. Получается так, что эстетические понятия и предпочтения приобретаются индивидуумом в течение его жизни (а не просто даются ему от рождения) и очень зависят от окружающей его среды.

На самом деле это и не должно нас удивлять. Ведь у новорожденного младенца эстетических проявлений мы, наверное, все-таки обнаружить не можем. А у людей сознательного возраста таких убеждений уже может быть много. Поэтому остается все-таки принять, что окружающая среда действительно формирует в значительной степени эстетическое мировоззрение человека.

Я вполне допускаю, что тот, кто дочитал мою заметку до этого места, может мне возразить следующим образом. То, что я сказал, не обязательно, мол, доказывает, что положение об объективно прекрасном неверно. Возможно, может сказать мой читатель, дело обстоит таким образом, что то самое объективно прекрасное, которое заложено в человеке свыше, проявляется постепенно в процессе развития личности индивидуума. Просто, может продолжить гипотетический читатель, у младенца еще не хватает мозгов или чего-то еще, чтобы заложенное в него свыше чувство объективно прекрасного как-то начало проявляться. И даже, мол, в юности, у человека еще не достаточно что-то там развито, чтобы это заложенное в нем чувство проявилось во всю мощь.