Страницы жизни и борьбы - страница 5

С раннего детства у меня осталось в памяти впечатление о постоянно больной матери.

Отец мой Дмитрий Васильевич имел на меня огромное влияние, и ему я обязана очень и очень многим. К детям отец подходил удивительно умело, мягко, я бы сказала женственно, но при этом он был очень требователен и строг. Отличительной чертой его отношения к нам было ровное и всегда одинаковое обращение. Всех нас он готовил в гимназию по географии, и я вспоминаю, как усердно я готовила ему уроки, так как само собой разумелось, что нельзя прийти на урок к нему, не зная безошибочно заданного.

Отец очень много читал и имел большую библиотеку, которой мы широко пользовались. В его библиотеке были почти все сочинения Чернышевского, которого он очень высоко ставил, сочинения Герцена, «Полярная звезда», том сочинений Лассаля (в издании Зайцева), многие воспоминания декабристов и другие книги по истории революционного движения. В библиотеке отца я нашла книгу Бурцева «За сто лет», которая очень меня заинтересовала. Если память мне не изменяет, я еще раньше прочитала книгу Флеровского (заглавия не могу вспомнить). Еще в детские годы мы с братом видели у отца целую серию фотографий, в числе которых были декабристы, Вера Фигнер, Вера Засулич и другие народовольцы. Относительно процесса Веры Засулич хорошо помню рассказы бывавшего у нас в доме А. Ф. Кони, который был председателем на этом процессе.

Читая газеты и журналы, отец всегда отмечал интересные статьи и заметки и указывал их нам. В молодые годы он очень много занимался политической экономией, и в его библиотеке имелись все классики буржуазной политической экономии, которые были и моими первыми учителями. В 90-х годах, когда социал-демократическое движение стало играть крупную роль в общественной жизни, отец стал ощущать пробел в своих знаниях. Помню, однажды он обратился ко мне с просьбой изложить ему разницу в программах социал-демократов и эсеров и после этого сделал вывод: «Надо мне прочитать Маркса, а то бродишь как-то ощупью».

Хочется еще рассказать о том, как, живя летом в приобретенном им для земского ценза[3] имении в Новгородской губернии (Рождественское-Языково, Боровичского уезда), отец, прекрасно относившийся к крестьянам, постоянно принимал деревенских ходоков, приходивших к нему за разными юридическими советами и помощью. Мать в это время принимала больных. Мне частенько приходилось помогать ей. Перед забором, огораживавшим дом и сад, постоянно стояли телеги крестьян, приезжавших из далеких деревень.

Очевидно, что эта деятельность родителей повлияла и на меня. Это отразилось на той литературе, которую я стала читать. А затем я и сама стала устраивать для крестьян чтение различных брошюр. Это были издания Комитета грамотности, которыми меня весной снабжала Александра Михайловна Калмыкова (владетельница книжного магазина в Петербурге, а также и издательница популярной литературы). Она была дружна с моей матерью и была активным работником Комитета грамотности, Литературного фонда и других обществ того времени. Свои чтения я сопровождала пояснениями и вела беседу на затронутую в брошюре и близкие к ней темы. Крестьян собиралось человек 10–15. Грамотных в деревне было очень мало, и это натолкнуло меня на мысль создать в имении отца начальную школу, в которой могли бы учиться дети из соседних деревень (Шевцово, Волхово, Шегринка, Иногоша).

Отец поддержал меня, но хотел, чтобы школа была земской и не зависела только от его желания и средств. Для этого требовался приговор волостного схода. Я обошла все деревни, и в Языкове состоялся сход под председательством волостного старосты. При посещении мною деревень крестьяне поддерживали мое предложение, а на сходе было вынесено отрицательное решение. Позднее я узнала, что тут замешался священник станции Угловка, находившейся в 12–15 верстах от Языкова. Он обучал крестьянских детей, устраивая их жить в Угловке, за что и получал мзду. Создание школы в Языкове лишило бы его этого дохода. Вот он и повлиял на старосту и на деревенских заправил, и школа в Языкове не была создана.