Странная фотография - страница 11

Он старался не глядеть на Любу, потому что при одном взгляде на нее, его всего опахивало пылающей жаркой волной и, казалось, он весь раскаляется от этого жара. Щеки пылали, страшно хотелось пить, но парень боялся сказать или сделать что-то не так, чтобы не спугнуть внезапный порыв откровенности и доверия, сблизивший их с первой минуты знакомства.

— Например? — задумалась девочка. — Знаешь, я просто не знаю как объяснить, но все, понимаешь, все не так! Родителей словно бы подменили. Особенно маму. Папа с утра до ночи на работе, а мама моя не работает. Я все её привычки знаю. То есть, мне так казалось. А теперь…

— И все-таки, попробуй объяснить. Ты расскажи это вслух, как будто самой себе. И многое станет понятней. Попробуй!

Люба с некоторым сомнением поглядела на своего спутника. Ничего себе! Еще каких-нибудь десять минут назад она о нем и знать не знала, а тут — на тебе! — выложи ему все, как на духу! Костя перехватил её взгляд и в который раз за эти минуты покраснел как рак.

«Не смей паниковать! — приказал он самому себе. — Держи себя в руках ты же мужчина!»

— Ладно, — кивнула Люба. — Попробую. Только давай где-нибудь присядем. У меня чего-то ноги не идут.

Они углубились в дальнюю аллейку парка, где чуть в стороне от других стояла лавочка. Им повезло — она как раз оказалась не занята. Они уселись, Люба глубоко вздохнула, дернула головой, откидывая со лба прядь волос, и начала свой рассказ.

— Это не сразу началось. Где-то в самые последние дни лета — может, числа тридцатого — точно не помню. Мы сюда, в этот дом недавно переехали в середине июля. У нас вообще все в жизни переменилось: и в Москву переехали, — мы вообще-то из Сибири, — и папина эта крутая должность… у меня до сих пор от этого голова кругом, просто с ума схожу, никак не могу привыкнуть… ну вот. Дом новый, его только-только начали заселять, и мы оказались одними из первых жильцов, которые в него въехали. — Она помедлила, будто припоминая, потом продолжала. — Сначала все шло как обычно — всякие хлопоты с переездом, мама с утра до ночи носилась по магазинам: драпировки подбирала, обои и все такое… Наш шофер по-моему от этого аж похудел!

— Ваш шофер? — переспросил Костик.

— Ну да, наш шофер Володя. Это папин шофер — он ему по работе полагается. У нас и свои есть машины и ещё папин служебный «Вольво».

— Машины? — снова переспросил Костик, чувствуя, что земля уходит из-под ног.

— У нас две машины: папина и мамина, — терпеливо пояснила Люба.

— А-а-а, — протянул Костя и совсем скис.

— Слушай, не перебивай, а то я сбиваюсь. Так вот. Маме страшно нравилась наша новая квартира — её папа тоже получил по работе, ну, то есть, ему она по служебному положению полагается. Мне она тоже понравилась — большая, полупустая ещё — мы ещё даже мебель не всю купили. Комнат-то пять, а прежде мы жили в трехкомнатной. И вот в конце августа, где-то под вечер — тогда ещё жуткий ливень прошел — у нас хлопнула створка окна. Знаешь, окно было распахнуто настежь, ливень кончился, ветер тоже — улетел куда-то, наверное… Свежесть такая на улице, хорошо… Ну вот, я сидела возле этого окна и вдруг оно изо всей силы захлопнулось — точно по нему кто-то с улицы изо всей силы двинул! И знаешь, в наружном стекле небольшая круглая дырочка, абсолютно круглая, точно её стеклорезом вырезали… А внутреннее цело и в нем — прямо напротив этой круглой дырки как будто какие-то темные стружки насыпаны. Но стекло-то целое! А они в нем внутри — прямо в самом стекле!

— Слушай, ну ваще, обалдеть! А что за стружки?

— Меленькие, черненькие и противные. Ну вот… Я отскочила, закричала, вбежала мама… А на следующий день папа хотел мастера вызвать — стекло заменить, а мама прямо завизжала: мол, не трогайте, нельзя к нему прикасаться, пускай пока так будет, как есть. А почему, зачем и сколько это «пока» будет длиться она по-моему и сама не знает. Просто как с цепи сорвалась! С этого дня все и началось. Вещи стали пропадать — словно взбесились. Как будто у них своя жизнь и они это прежде скрывали, а тут перестали скрываться и преспокойненько зажили своей жизнью. Вазы со столов падают, чашки, тарелки… И некоторые не бьются, хотя должны бы — а они целехоньки! Словно смеются над нами. Но самое главное даже не это — ужас весь в том, что маму как подменили. Она стала какая-то подозрительная, жутко мрачная, ходит, губы поджав, все время орет на меня и думает, что это я весь этот бардак устраиваю.