Странный человек Валька Сорокин - страница 8
— Поня-ятно!!!
Валька больше не кричал и не смеялся вместе со всеми. Воздух в классе сделался сухим и рыхлым, как вата. Он в рот набился и в горле застрял. И все вокруг стало другим: стены в классе не голубыми, а серыми, окна мутными, скособочившимися… Завуч говорит что-то, а Валька не слышит: вата, вата, вата… Душит она, глаза застилает, тяжело на плечи наваливается. Убежать бы куда, спрятаться…
— У кого мама занята или прийти не может, — пробился через вату голос учительницы, — пусть бабушка придет или папа. Без бабушек и пап настоящего праздника у нас не получится. Не так ли, Александра Григорьевна?
— Ммм… — Завуч оглянулась на учительницу. — Да, да, разумеется! И бабушки! И папы! Пусть все приходят!
Она почему-то покраснела, заторопилась и ушла, а Вера Ильинична стала рассказывать, как в прошлом году бабушки убирали елку, и как один папа нарядился дедом морозом и как его никто не узнал, а когда узнали, стало на празднике еще веселее…
Комок в горле размяк, проглотился, и неожиданно для себя Валька сказал громко:
— У меня папа умеет дедом морозом! Он за это приз получал!
Все засмеялись. И Вера Ильинична смеялась тоже, и Валька. В классе опять стало уютно и хорошо.
— А у меня бабушка придет, — тихо сказала девочка Горяева. — Только она старенькая, она только командовать умеет.
И в классе опять засмеялись, и все закричали: «А у меня!.. А у меня!..» Вера Ильинична в ладоши хлопнула, и все исчезло.
…Стало тихо, и кто-то сказал:
— Светает. Мне пора.
— Подожди, — сказал отец. — Ты и так редко ходишь.
— Знаешь… — медленно проговорил первый голос, — если бы у тебя… если бы не было мальчугана…
— Что тогда? — спросил отец.
— Ничего. Это я так…
Когда Валька открыл глаза, папы в комнате не было, настольная лампа не горела, а в окно били лучи утреннего солнца. Валька соскочил с кровати и босиком побежал в спальню отца. Кроме солнца — никого. Измятая постель, у кровати горка окурков. Раз, два, три… семь. Семь окурков. Всю ночь курил отец, с боку на бок ворочался. На подоконнике светлая гребенка лежит. Солнце падает на нее, зубчики светятся, вытягиваются, втыкаются в пол. Красиво. Валька взял гребенку: погасло все. Положил… Косым дождем брызнули лучики с подоконника в комнату. Взял — положил, взял — положил… Здорово. Красиво. И еще приколки на подоконнике. Одна, две… три приколки. Такими волосы закалывают, чтобы не рассыпались, чтобы на плечи не падали. Когда мама причесывается, причесывалась то-есть когда, она приколки во рту держала и вынимала по одной. Вот так: раз — и прикололась, раз — и прикололась…
Валька вздрогнул: это же мама положила гребенку на подоконник! И лишние приколки — тоже положила. Она всегда так делала… делает.
Конечно, это мама положила и ушла.
— Мама!
Дрогнули лучики, засветились ярче, и опять в спальне тишина.
— Мама!!!
И опять тишина.
Валька схватил гребенку, кинулся в комнату… на кухню… Оттуда в коридор… Дверь закрыта. Заперта.
— Папа! — крикнул Валька, прижимая гребенку к себе. Подождал и крикнул громче: — Па-апа!!!
Эхо раскатилось в пустой квартире и затерялось в углах.
«Разве это обязательно»?
Если старый трехколесный велосипед поставить вверх ногами, получится электростанция. Чтобы ток был, надо изо всех сил крутить педалями. И еще динамка нужна и фонарь.
— Ты никуда вечером ехать не собираешься? — спросил Валька, когда отец уходил на работу.
— Вечером? — Вальке показалось, что отец смутился. — Не собираюсь. — Вечером я, брат, буду дома и, это самое… возможно, не один.
— Как хочешь, — согласился Валька. — Велосипед тебе не потребуется?
— Думаю, что нет.
— Вот и хорошо, — сказал Валька и, когда отец ушел, снял с его велосипеда динамику и фару.
Фару Валька приколотил к стене между календарем и часами. Славно получилось. Вот велосипед только по полу ерзает, когда педали крутишь… Пришлось закрепить его гвоздями. И еще динамка не хотела прижиматься к велосипедному колесу. Валька и тут выход нашел — привязал динамку веревкой к кровати.
К обеду электростанция дала ток. Когда вернулся с работы отец, Валька сидел и без передыху крутил педали. Вместе с отцом пришла красивая высокая женщина, от которой сильно пахло духами.