Странный рыцарь Священной книги - страница 24

— Следуй за мной.

Позже, когда мы отдалились на несколько шагов, и я стал понемногу приходить в себя, незнакомец спросил меня:

— Кто ты? Ты не Пэйр.

Я ответил:

— Я Боян из Земена.

Мы вышли из Тырнова и зашагали по берегу Ксилифора — речки, впадающей в Этер. Когда шум города затих, вдали стала слышна песня воды. Я дышал глубоко, чистый воздух освежил голову. Светила луна. Я всмотрелся в своего спутника. У него было лицо воина, и понял я, что среди богомилов есть не только овцы, но и волки. Мне предстояло иметь дело с волком.

Меня ввели в какую-то землянку. Тускло мерцала восковая свечка. При ее свете невозможно было толком рассмотреть сидевших напротив меня людей.

Я поведал им мою историю, полуправду, полуложь. Дескать, не посылал меня Пэйр за Священной книгой. Волею случая путешествовали мы с ним вместе, для обоюдной выгоды. Узнал от него о Книге и о месте встречи у крепости, когда склонился над ним в его предсмертные минуты. А перед тем я прикончил Меркита. Он считал Пэйра мертвым.

Они молчали. Тут только я вспомнил, что не выбросил послания папы Борилу. Они вышли. Свечка догорела, и я остался один в полной тьме.

Что привело меня в эту сырую землянку? Зачем я прыгнул в омут, не зная, есть ли там дно?

Утром пришли двое богомилов, завязали мне глаза и повезли куда-то. Ехали долго — и верхом, и в телеге.

Когда повязку сняли с глаз, оказался я пред Старцем — богомильским папой или, как называли его, антипапой. Я упал на колени, но тут же, одумавшись, встал. Хотел шагнуть к нему, поцеловать ему руку — и не мог.

В голове мелькнуло: «Этого человека Доминиканец не посмел бы сжечь». Даже отдай он такое повеление, те двое — железноголовые — не посмели бы коснуться Старца. Да и сумели бы коснуться? Был он человеком во плоти или призраком? Он весь светился в белой своей рубахе, седовласый, седобородый…

Мы находились, видимо, в большой пещере, но подвешенные к сводам белые полотнища выгородили в ней узкое пространство. Откуда-то сверху свисали белые каменные сосульки, едва освещаемые огнем четырех светильников. Я взглянул на них когда вошел и тут же забыл. Позже, уходя, снова поднял к ним взгляд. И понял, отчего в продолжение всего нашего разговора надо мной будто нависал меч, державшийся на паутине — каменные сосульки походили на мечи. Еле ощутимый ветерок слегка надувал белые полотнища, мы словно плыли на паруснике. Где-то медленно и мерно капала, отмеряя вечность, вода.

Старец молвил:

— Ты не Боян из Земена.

Я вздрогнул. Понял, что впервые в жизни не стану защищаться, даже не способен поднять руку на этого человека. Но он не спросил, кто я. Он спросил:

— Зачем ты поехал с Пэйром?

И я сказал ему правду:

— Хотел увидеть Священную книгу.

Он сказал:

— Ты не веришь нашей Книге.

Я не мог солгать ему:

— Не верю, что написана она апостолом Иоанном.

Старец сказал:

— Она написана рукой попа Богомила более, чем двести лет назад. Но никто не может сказать, что поп Богомил не был апостолом Иоанном.

Здесь все могло быть сказано и все могло произойти — в этом диковинном белом пространстве, где временное и недолговечное переплетались с вечным и непререкаемым, меж этих белых полотняных стен, колеблющихся, как огонек свечи, но защищенных каменной горою.

Старец продолжал:

— Не следовало тебе убивать Меркита. Негоже участвовать в нескончаемой круговерти зла.

Я вспомнил, как стоял перед Доминиканцем Боян из Земена. Он был воином, раненным в битве и в битве плененным. И я сказал Старцу:

— Мы сражаемся против зла с мечом в руке.

Странно… Много раз на протяжении лет снилась мне эта первая моя встреча с главой всех богомилов. Но всякий раз во сне видится мне не качающийся парусник, а гора. Вкруг нее — безлюдные, мрачные вершины. Из другого мира. И не понять, лето стоит или зима. Видны лишь голые камни. Я стою на высокой скале над пропастью. По другую ее сторону высится одинокая островерхая скала, похожая на крепостную башню. На самом верху ее, средь облаков — тот Старец. Время от времени клочья тумана проносятся мимо него и прячут от глаз. И скала его выше моей.

На мои слова Старец вздохнул и, внезапно спустившись с заоблачных высей, где был рожден, воплотился в обыкновенного человека. Он сказал мне: