Странный рыцарь Священной книги - страница 68

стр.

Она сказала:

— Я хочу идти с тобой.

Я сказал ей:

— Лошадь не может больше везти двоих. Пешком я идти не хочу.

Глаза Лады наполнились слезами, но гордость не позволила ей сказать мне вслед хотя бы слово.

2

Едва заметная тропинка завернула за огромную скалу, и свежесрубленное дерево преградило мне дорогу. По обе стороны ее пылали костры, двое монахов бросали в огонь мокрую солому. От костров поднимались черные клубы дыма.

За скалой предо мною открылась долина. Дым поднимался не только вдоль тропинки, множество костров окуривали всю долину черными дымами.

Ко мне подошел монах в выцветшей, некогда черной, рясе. Его сопровождала злая овчарка. На груди у него белел лоскут материи в форме черепа. Монах спросил меня:

— Куда путь держишь?

Я указал ему на домики, что серели и зеленели в долине. Монах кивком головы показал мне на высокий шест, где болталась черная тряпка, потом зевнул, перекрестил рот и сказал:

— Чума.

Я спешился и прислонился головой к седлу. Ноги не держали меня, колени подгибались. Монах добавил:

— Господь Бог излил справедливый гнев свой на головы ведьм и еретиков.

Я глубоко вздохнул, еще не в силах прийти в себя, и спросил:

— А можно войти в эту деревню?

Монах поглядел на меня недоверчиво, обернулся и крикнул:

— Андреа! Григорий!

Подошли еще два монаха. Я посмотрел на тропинку — каменная — было куда ступить, если бы пришлось биться с ними. Монах сказал своим:

— Этот безумец спрашивает, можно ли войти в деревню.

Все трое не сводили глаз с выцветшего креста на моем плаще. Я был в платье крестоносца. Один из монахов поманил меня пальцем и отвел к поваленному дереву. Там, у дороги, лежали вверх лицом два трупа. В груди их торчали стрелы. Монах сказал:

— Войти можно. Выйти нельзя.

Я отвернулся и только тогда увидел, что за скалой горит костер и несколько воинов жарят там на тонких ветках, как на вертелах, цыплят. Один из воинов вдруг обратился ко мне:

— От кого крест?

— От святого императора Бодуэна Фландрского, да благословит Господь память о нем!

Воин снял цыпленка с вертела и бросил мне.

— Держи!

Цыпленок обжег мне руки. Я сказал:

— Да благословит Господь и тебя!

3

Вернулся к Ладе, спешился и протянул ей жареного цыпленка. Сам я так и не прикоснулся к нему. Не до того мне было.

Вдвоем с Ладой мы оглядели черную вереницу сторожевых костров, что опоясывали долину и деревню. Где-то справа цепь их прерывалась.

Мы направились туда. Глубокая пропасть, на дне которой шумела и пенилась река, отделяла проклятую чумную деревню от мира здоровых и бессердечных. По другую ее сторону, на обрыве, прямо напротив нас, стояли и лежали несколько десятков несчастных. Нас разделяла сотня шагов, наверное, мы могли бы даже расслышать голоса их, если бы не шум реки. Мы хорошо их видели — солнце уже скрылось за горой, но воздух был прозрачным и светлым. Вот мать берет на руки малыша. Вот мужчина размахивает рубахой… Многие лежали вниз лицом, другие свешивались над пропастью. Мы тоже лежали ничком у самого края бездны.

Я чувствовал, что мерный плеск воды усыпляет меня и влечет вниз. Мы отползли назад. Лада спросила:

— Ты не можешь им помочь?

Не сказала — «мы» не можем ли им помочь… Опять я один должен был думать, как. И я сказал:

— А кто поможет нам?

Когда мы вернулись, лошадь исчезла. Сбежала. Ветка, к которой я привязал ее, белела на соломе. Вот и ладно, — вспомнились мне слова Влада, — если кто пойдет по нашим следам и найдет лошадь, то увидит пустое седло.

Я сел на камень и положил рогатину на колени. Лада присела на корточки передо мной и вопросительно заглянула мне в глаза. Спросила:

— Что будем делать без лошади?

Я тоже спросил:

— А зачем тебе лошадь в горах?

Она сказала:

— Но ведь там в седле остался твой меч?!

Я спросил:

— А рогатина на что?

Она спросила:

— А проводники?

Я сказал на это:

— У нас самих что, глаз и ног нету?!

Она спрашивала меня, а я — себя. Не отвечал, только спрашивал. Лада задумалась и, поднявшись с колен, сказала:

— И я … Я словно путы, связала тебя по рукам и ногам.

4

Ночью мне удалось тайком взять у заснувших воинов немного еды, связку шкур и моток веревки. Я никого не убивал. А поутру положил к ногам Лады всю свою добычу.