Странствия и странности - страница 13

— Сравнить слухи, вот что тебе скажут в полиции, спецполицейские, так и скажут, слухи, из-за тебя, ублюдок, еще в историю влипнешь.

Он схватил старика за лацканы, они затрещали, пришлось вцепиться снова, собрать их в кулак, и он заорал сверху вниз в лицо старику: «С каким бы удовольствием я вытряс из тебя душу! Так давно никому не врезал…»

Он тряхнул старика, толкнул и, само собой, добавил кулаком, а там уж распалился и принялся его дубасить. На старика дождем посыпались удары, а он стоял, будто в грозу под потоками ливня, и его щеки, плечи, брови, шея покрылись кровью, а молодой человек выкрикивал марки сигарет, со стоном выдавливал названия конфет, изрыгал имена сигар, со слезами в голосе вопил о сластях, пока старик не рухнул на землю и, содрогаясь, не покатился под ударами ног. Молодой человек остановился и заплакал. При этом звуке съежившийся и стиснувший от боли зубы старик отнял пальцы от расквашенного рта и с изумлением воззрился на своего противника. Молодой человек рыдал.

— Пожалуйста… — взмолился старик.

Молодой человек зарыдал еще сильнее, он заливался слезами.

— Не плачь, — сказал старик. — Не вечно же мы будем голодать. Перестроим города. Послушай, я вовсе не хотел, чтобы ты расплакался, а только чтобы ты задумался. Куда мы идем? Что делаем? Что наделали? Ты не меня бил. Ты хотел побить кого-то другого, а я тебе просто подвернулся под руку. Гляди, я уже сижу. Со мной все в порядке.

Молодой человек перестал плакать, с высоты своего роста уставился на старика, и тот выдавил кровавую улыбку.

— Ты… Нельзя, чтобы ты повсюду болтался, — сказал молодой человек, — и сеял горе. Я на тебя найду управу!

— Погоди, — Старик с трудом встал на колени. — Нет.

Но молодой человек с воплем бросился вон из парка.

Оставшись один, старик, не поднимаясь на ноги, стал ощупывать свои кости, нашел среди гравия свою окровавленную вставную челюсть.

— Вот дурак, — послышался голос.

Старик посмотрел назад и вверх. Неподалеку, прислонившись к дереву, стоял худой человек лет сорока, на его длинном, бледном лице были написаны усталость и любопытство.

— Вот дурак, — повторил он.

Старик раскрыл рот:

— Вы стояли там все время и не вмешались?

— Драться с одним дураком за другого? Ну нет уж. — Незнакомец помог ему встать на ноги и отряхнул его. — Я дерусь, когда дело того стоит. Давайте-ка пошли ко мне домой.

— Зачем?

— Парень в любой момент может вернуться с полицией. Я не хочу, чтобы вас увели у меня из-под носа, вы слишком дорогой товар. Я слышал про вас, много дней искал. И, нужно же, стоило вас найти, как вы снова беретесь за свои знаменитые штучки. Что это вы брякнули тому парнишке, что он как с цепи сорвался?

— Я говорил про апельсины и лимоны, конфеты, сигареты. Я было вспомнил надувные игрушки, вересковые трубки, палочки для чесания спины, когда он спустил на меня собак.

— А я его почти что и не виню. Меня и самого подмывало задать вам трепку. Давайте, давайте-ка поживее. Вон уже и сирена, быстрее!

И они торопливо ушли в другую сторону, к выходу из парка.

Он пил домашнее вино, потому что это было легче. Еда должна подождать, пока голод возьмет верх над болью в разбитой губе. Он прихлебывал и кивал головой.

— Хорошо, большое спасибо, хорошо.

Незнакомец, который поспешно увел его из парка, сидел напротив за легким кухонным столиком, а жена незнакомца ставила на замызганную скатерть разбитые и склеенные тарелки.

— Эта драка, — наконец произнес муж. — Как это произошло?

От этих слов жена почти выронила тарелку.

— Успокойся, — сказал муж. — За нами не следили. Продолжайте, старик, расскажите-ка, отчего это вы будто святой, только что снятый с креста? Знаете, а ведь вы знаменитость. Все о вас слышали. Многим хотелось бы встретиться с вами. Я сам первый, я хочу знать, какая сила толкает вас. Итак?

Но старик был поглощен овощами на выщербленной тарелке перед ним. Двадцать шесть, нет, двадцать восемь горошин! Он насчитал неслыханное количество! Он нагнулся над невиданными овощами, словно молящийся над святыми четками. Двадцать восемь восхитительных горошин плюс несколько строчек полусырых спагетти гласили, что сегодняшний бизнес был недурен. Но проглядывавшие из-под прядей макарон трещины на поверхности тарелки свидетельствовали, что все эти годы бизнес был просто никуда. Старик навис над тарелкой, считая и пересчитывая, подобно огромной и непонятной птице, с лету шлепнувшейся, чтобы перевести дух, в этой промозглой квартире, и наконец сказал наблюдавшему за ним самаритянину: