Страсть Хозяина Леса (СИ) - страница 2

стр.

– Все в порядке, Агнейка. Ты в безопасности.

Голос моей тетки Эжены. Но почему я не вижу ее? Где мы находимся?

Вопросы бились в голове всполошенными птицами, но никто не торопился давать на них ответы. Я разлепила пересохшие, судя по ощущениям, запекшиеся губы и попыталась озвучить то, что меня тревожило. Горло тут же отозвалось приступом саднящей боли, а с губ сорвался лишь плохо понятный хрип. Я никак не могла облечь его в слова.

Плечо накрыла чья-то рука.

– Не говори ничего. Ты наглоталась дыма, пока тебе это трудно.

– Тетя? – неуверенно сказала я, но снова получился надсадный сип.

Каким-то чудом она поняла и откликнулась:

– Да, это я, деточка. Поспи сейчас. Лекарь обработал твои ожоги. Теперь нужно только отдыхать и набираться сил.

Ожоги?! Последняя мысль и вовсе повергла в шок. Теперь я изуродована? Господи, ну почему я ничего не вижу?! Что произошло?

Помню, как посреди ночи разбудил крик отца:

– Пожар! Быстро все бегите из дома!

А потом начался хаос. Мы с мамой и младшей сестренкой ринулись из дома. Отец пытался вынести хоть какие-то вещи. Потом начали рушиться потолочные балки. Одна упала прямо на него. Помню, как мы все кричали. Мать всучила мне двухлетнюю сестренку и велела выносить ее. Сама же ринулась на помощь к отцу. Я побежала, лавируя между лижущими мебель языками пламени. Спасительная дверь казалась такой близкой, но огненная вспышка оказалась быстрее моих ног… И теперь я понятия не имею, выбрались ли мои родные, насколько пострадала сама.

Ну почему я ничего не вижу?!

Объяснение казалось настолько пугающим, что я упорно отталкивала его от себя. Я схватила теткину руку, еще лежавшую на моем плече, и второй рукой коснулась своих глаз. Наверное, она поняла… Я услышала приглушенный всхлип.

– Мне жаль, деточка. Ты ослепла.

Отчаяние, накатившее при этих словах, описать словами трудно. На меня будто обрушился весь мир и одновременно сжался до размеров теткиной руки и того, что я могла сейчас ощущать. Прикосновение грубоватых простыней, запах мази, которой, наверное, обработали мою кожу, приглушенная сейчас боль от ожогов.

Я усиленно моргала, словно это могло помочь исправить ситуацию. Ну же, глаза, вы можете видеть! Ответом мне служила сгрудившаяся вокруг непроглядная тьма.

В голове мелькали воспоминания: наша деревенька, затерявшаяся среди непроглядных лесов, река, протекающая неподалеку, лица односельчан. Краски мира, которые раньше я считала само собой разумеющимся. Только утратив что-то, начинаешь понимать, насколько оно на самом деле важно для тебя. В череду хаотично мечущихся мыслей и образов ворвался голос тетки:

– Лекарь сказал, что еще надежда есть. Зрение может восстановиться. Правда, никто не знает, когда.

«И будет ли это вообще?» – с горечью добавила я про себя.

Мне придется смириться с чудовищной правдой. Теперь я калека. Та, на которую будут смотреть с жалостью и которая всегда будет нуждаться в опеке. Более того, если я еще стала безобразной из-за ожогов, от меня даже шарахаться будут. Для девушки, считавшейся первой красавицей деревни, удар тяжелейший. Я чувствовала, как из незрячих глаз катятся горячие капли и как саднят от этого щеки. Наверное, тоже обожженные.

Тетя гладила меня по голове и говорила:

– Хорошо, что ожоги несильные. Уже через пару месяцев и следа не останется. Так тоже лекарь сказал. Он у нас хороший, сама знаешь. В городе учился. Раз уж говорит, значит, так и будет. Не падай духом, Агнейка. Теперь тебе нужно быть еще сильнее, чем раньше.

– А мама? Отец? Сестра? – снова попыталась я спросить саднящим горлом.

И тетка снова непостижимым образом поняла меня.

– Брат мой и невестка не выбрались. Пусть бог примет их души. А Калиска живая. Вытащили вас обоих. Она даже не пострадала ничуть. Не зря говорят, что бог малых детей оберегает.


В этот день я выплакала больше слез, чем за всю жизнь. Оплакивала родителей и свою горькую долюшку. Единственная отрада – сестренка. Только то, что она жива осталась, еще придавало сил жить дальше. Иначе не знаю, как бы пережила это. Наверное, перестала бы есть и пить и просто ждала кончину. Еще и мыслями добивала себя горькими о том, что теперь я обуза для тети и ее мужа.