Страсть Исава. Гастрософский дневник - страница 39

Я частенько захаживал в заведение, чей хозяин еще несколько лет назад был совершенно неграмотным и, отмечая заказ в своем блокноте, гуляш обозначал свиной головой, а пиво – стаканом. За истекшие годы он весьма усовершенствовал свою систему записей и даже достиг некоторого уровня абстрактности, не прибегая, впрочем, к заимствованиям со стороны, – однако по-прежнему держал карандаш в руке, как зубило.

Время от времени я покупал боснийские колбаски, они обсыпаны карри и выглядят довольно живописно. Однако на вкус так себе.

На выходных во время своей зальцбургской поездки попал на винный фестиваль в Фельдкирхе, где в киосках и за стойками продавали «Ардеценбергер». Это местное вино, для рекламы которого эксплуатируют Германа Гессе,[139] – ему как-то случилось это вино попробовать и назвать его «хорошим местным вином». Наверное, это было слишком давно, если было вообще, поскольку сейчас вкус у вина был приторный и бедный. Про такие вина вежливо говорят: «на любителя». Впрочем, оно было не таким уж плохим, хотя магазинное «Соаве» понравилось мне гораздо больше. Весь юмор в том, что владельцы магазинов, стараясь заставить покупателя выбрать что-нибудь из однообразного множества одинаковой гадости, покупают очень красивые этикетки, нумеруют бутылки и после продают украшенную гадость по 200 шиллингов за бутылку! Частенько бургомистры и прочие официальные лица покупают эту приукрашенную гадость для официальных торжеств и пьют на них то, что по качеству немногим отличается от фельдкирхенского вина. М-да. Честное слово, нужно попробовать наделать домашнего вина, выдержать на балконе, разлить по бутылкам, понашлепать этикеток покрасивее и пронумеровать. Раритет, уникум, количество бутылок можно пересчитать по пальцам. Настоящее сокровище. Осталось только найти идиота, желающего за это заплатить.

В фильме «Оргия чревоугодия» Теда Котчеффа[140] (которого я до этого фильма считал режиссером второразрядных вестернов) несколько сбивающее с толку название, но это очень забавный и интересный фильм. Двое всемирно известных поваров погибают, умерщвленные в своих самых знаменитых блюдах: зажаренные, утопленные в тазике с омарами, расплющенные прессом для паштетов. Убийце, которого играет Роберт Морли, по соображениям психологии и здравого смысла следовало бы быть гурманом, который вынужден сидеть на диете, и убивать затем, чтобы никому больше не дать попробовать того, что ему, убийце, уже пробовать нельзя. Клише подчистую разрушается всего одной шуткой: Морли пробует на кухне Букингемского дворца что-то из блюдца и восклицает: «Восхитительно! Что это?» – «Мой обед», – отвечает повар-китаец. Морли: «Так я и думал. А из чего это?» Повар, раздраженно: «Сосиски и арахисовое масло». Улыбка каменеет на лице Морли.

Приехав на Западный вокзал, я поразмышлял немного, что делать, потом пошел пешком вниз по Мариахильферштрассе до Ринга, там сел на трамвай и, добравшись до набережной, подумал, что стоило бы хотя раз совершить пешком круг почета по всему Рингу, но, несмотря на это, все же проехал вдоль набережной по Рингу назад до своей остановки. Уже собравшись выходить, обнаружил среди пассажиров доктора Бурлингера, с которым познакомился во время своего последнего визита в Вену в маленьком кафе. Я его окликнул, он сразу же узнал меня и тут же заявил, что я должен пойти с ним позавтракать в кафе «Ландтманн». Мы доехали до остановки «Доктор Карл Люгерринг» и зашли в «Ландтманн». Я взял кофе со взбитыми сливками и рогалик, и мы некоторое время болтали о том о сем, а потом к нам подсела дама, знакомая доктора Бурлингера. Даму звали Митци, что для Вены, пожалуй, даже заурядно (это одно из стандартных австрийских клише, что всех венок зовут Митци), – однако что поделать, если действительность подражает клише. Я взял еще порцию кофе со взбитыми сливками и рогалик. Доктор Бурлингер попрощался, я взялся проводить фрейлейн Митци – она ехала на «Шведенплатц». Там она сказала, что поблизости продают замечательное итальянское мороженое, так что мы вышли и я взял порцию с дыней, почувствовал себя совсем итальянцем и понял, что наплывающий с утра зной – сущий пустяк. Эта Митци на прощание мокро чмокнула меня в рот, хотя мы были знакомы едва ли час. Мне захотелось большего. Будучи в таком настроении, у уличной стойки я съел колбаску и запил пивом, а попутно познакомился с неким Шурли, затеявшим со мной в процессе съедения своего кабаньоса философскую дискуссию. Нам оказалось по дороге, он ехал куда-то в «Прикладную» (оказалось, это сокращенное название художественного училища), на подъезде к нужной остановке мы затеяли дискуссию об авангардном искусстве, Шурли ни за что не хотел ее прерывать, и потому мы проехали немного дальше, до станции «Шубертринг». И пошли в «Макдоналдс», где я съел «Биг-Мак», «Фиш-Мак» и яблочный пирожок, в то время как мы говорили о Фрэнсисе Бэконе