Страсть тайная. Тютчев - страница 14

Неужто сомнительные сборища буршей-студентов да длинноволосых художников и щелкопёров — писателей и журналистов — Гарри дороже, чем стойкий культ добродетельной жизни, уже достигнутой его родным дядей?

Впрочем, и сам Генрих был уже не против того, чтобы ощутить под ногами прочную почву. Он изрядно помотался и по германским землям — от Северного моря до Гарца — и даже посетил мрачный Альбион. Однако, повидав жизнь, он пришёл к твёрдому убеждению: следует помогать не тем, у кого лопаются от золота кошельки, а тем, кто хочет посвятить свой ум и сердце истине и добру. Потому ему не место в адвокатских конторах Гамбурга, а только на кафедре университета.

Перед тем как получить приглашение от редакции «Литературных и политических летописей», до Генриха Гейне дошла весть, что в баварской столице открылся новый университет. Вот это-то и явилось главной причиной, по коей молодой поэт и ещё более юный доктор юриспруденции прибыл в Мюнхен.

Однако так только говорилось — «новый университет». На самом деле сему храму науки было уже от роду более трёхсот пятидесяти лет, и он считался в какой-то мере ровесником самых известных храмов науки, коими гордилась германская нация и в коих успел побывать в качестве студента нынешний искатель профессорского места.

Мюнхенский университет был основан ещё в 1472 году баварским герцогом Людовиком Богатым в Ингольштадте. С тех пор он не раз менял своё месторасположение и наконец и прошлом, 1826 году был переведён из провинциального городка Ландесгута в столицу Баварии.

Испокон веку баварские правители украшали Мюнхен замечательными дворцами и прочими памятниками архитектуры, создавали кунсткамеры и музеи, картинные галереи, разни нал и парки, прокладывали улицы и площади, которые должны были смотреться как подлинные произведения искусства.

Недавно вступивший на престол король Людвиг Первый решил не просто продолжить сию традицию, но вдохнуть в свои деяния ещё более творческий дух. Он сам писал стихи, водил дружбу с лучшими умами Германии и потому решил превратить Мюнхен в немецкие Афины. Иными словами, в царство науки, поэзии, искусства и просвещения.

Здесь уже пользовались заслуженной славой Академия художеств и Музыкальная академия, Королевский институт, дающий молодёжи самый широкий объем знаний, большое количество начальных и средних школ. И вот отныне — один из старейших в Европе университетов, в котором уже в средние века на четырёх факультетах обретали знания около пятисот питомцев. Теперь же предполагалось увеличить число факультетов и довести количество студентов более чем до трёх с половиною тысяч.

Ректором университета король назначил выдающегося филолога-эллиниста Фридриха Вильгельма Тирша, а в качестве профессоров привлёк выдающихся мыслителей Германии — Фридриха Шеллинга, Франца Баадера, Фридриха Якоби и многих других.

Германия всё ещё была раздроблена на отдельные герцогства, но здесь, на юге немецких земель, рождался как бы единый центр всеобщей германской культуры. И это также льстило самолюбию Генриха Гейне, чья поэтическая слава уже успела облететь всю Германию.

Пропустить лекцию какого-либо выдающегося светила было бы верхом легкомыслия. Тем более что на подобные чтения собирались все мало-мальски известные университетские профессора и почти вся мюнхенская знать, начиная с первых лиц королевского двора и кончая чиновниками многочисленных дипломатических миссий.

Так было и теперь, на лекции Шеллинга, объявленной как продолжение курса общей философии, что он читал здесь с первого семестра. Однако, взойдя на кафедру и окинув взглядом аудиторию, именитый профессор патетически воздел вверх руки и неожиданно объявил:

   — Многоуважаемые дамы и господа! История философии есть история зарождения и развития свободной мысли и свободного духа всего человечества. До сих пор я строил свой курс философии на достижениях, так сказать, исторического прошлого. Однако история творится духом свободы в любые, в том числе современные нам, времена. Посему сегодня я вынужден нарушить привычное течение моих лекций и обратить ваше внимание на те величайшие свершения, что происходят, как говорится, на наших с вами глазах и чьи последствия, смею смело утверждать, имеют самое прямое отношение к расцвету свободного человеческого духа.