Страсти-мордасти - страница 9

Двери открылись, и передо мной предстала какая-то старушка. Волосы у нее были взъерошены, седые, хотя кончики были каштановые. Наверное, когда-то хозяйка сих волос за ними ухаживала и даже красила. Лицо женщины было какое-то темное и все в морщинах. Глаза ее были бесцветные, красные и тусклые. А одета она была в мятый халат.

— Лариса Ивановна… Это вы? — еле-еле вымолвила я, запинаясь.

— Что не узнала меня, деточка? — сказала женщина. — А я тебя сразу узнала. Проходи, душенька.

Еще бы не узнала! Так эта женщина ровесница моей мамы. А выглядит, как ходячая мумия!

У меня от воспоминаний нахлынули слезы. Лариса Ивановна всегда меня называла душенькой, а не Дошенькой. Мне это безумно нравилось.

В квартире царил полный беспорядок. Хотя это и не удивительно. У хозяйки этих апартаментов умер единственный и любимый сын. Она в нем души не чаяла. И всегда жутко над ним тряслась. А когда умер ее муж, то стала над ним трястись еще больше. Прямо каждую пылинку с него сдувала. Бедный Коля любил очень маму и понимал, что та боялась и его потерять. Поэтому он всегда приходил вовремя домой, никогда не опаздывал и по ночам не гулял.

Помню, однажды мы с Колей после учебы зашли в цветочный магазин. У Ларисы Ивановны был день рождения. Вот я и помогала Коли выбирать цветы. Мы купили алые розы, духи и пачку конфет, на которые Коля потратил всю свою месячную стипендию. Но подарки действительно этого стоили. Радостные, мы приблизились ко двору. Около подъезда стоял милицейский бобик, но это нас почему-то тогда даже не встревожило. Мы по ступенькам достались нужного этажа. Коля взялся за дверную ручку и дверь молниеносно открылась. Оттуда доносился женский плач и голоса мужчин. Коля сразу же побелел. Неужели это грабители? В коридоре появился мужчина в милицейской форме, который спросил:

— Вы кто? Что вам надо?

— Я здесь живу, — ответил Коля.

— Вы — Николай Булдыгин? — спросил снова мент.

— Да.

— Идите за мной.

Оказалось, что когда Коля вовремя не вернулся домой из академии, Лариса Ивановна запаниковала. Она позвонила сразу ректору академии и другу ее покойного мужа и попросила того лично проверить окончились ли занятия у Коленьки. Он подтвердил, что уже около часа занятия его группы окончились. Вот тогда у Ларисы Ивановны начался припадок истерики. Она визжала в трубку, что ее сына украли или убили, словно она собственными глазами это видела. Потом приехал ректор и «бобик», полный ментов. Но Ларису Ивановну уверения полицейских, что ее сын где-то задержался, не успокаивали. Она все время твердила, что ее сынуля в опасности или вовсе уже не живой. После этого она заходилась еще громче рыдать и все рвалась на улицу искать сына. Даже не хочу вспоминать тот эпизод, когда в комнату вошли мы: полицейский, Коля и я.

— С днем рождения, дорогая мамочка! — только и сказал Коля, протягивая ей букетик алых роз.

После этого вся академия гудела о душевнобольной матери Коли Булдыгина. Откуда они об этом узнали? Наверное, любопытные соседи всем разнесли.

Только сейчас, разглядывая квартиру несчастной, горем убитой, женщины, ко мне дошло, что Коля, мой друг, действительно умер, и его больше нет на этом свете. На стуле висела любимая куртка Коли, которую я хорошо запомнила. Он носил ее везде и всегда. От мысли, что Колинька ее больше никогда не оденет, мне стало плохо. Голова закружилась, ноги стали ватными.

— Садись, милая, — сказала Лариса Ивановна, оказавшись мы на кухне. Я села на стул напротив женщины. — Вот, как бывает на свете, — продолжила она. — Всех кого любила — потеряла. Но Колинька … мой единственный … родной …

У нее было такое выражение лица, как будто оно сейчас потонет в слезах, однако лицо женщины оставалось по-прежнему сухим.

— Вот сейчас я бы зарыдала, но даже слез уже нету. Так меня скололи всякими … успокаивающими, чтобы боли не чувствовала. Но боль не утихает, только слез нету. Разве могу я себя сейчас счастливой чувствовать? — спросила она.

— Нет, конечно.

— Вот! — обрадовалась она, взяв со стола коробочку. — Видишь, а на этой упаковке написано: «Две капсулы сделают вас веселыми и счастливыми». Но я уже целую упаковку доедаю, а счастье все не идет и не идет … А мне оно так необходимо.