Страсти по Феофану - страница 4

стр.

   — Да не выставлю, не тревожься, — отвечал гробовщик, впрочем, без малейшей нотки радости в голосе. — Я Николу не любил в самом деле. Мы его с отцом не любили... Потому как — позор семьи. Вертопрах и башибузук... А дитя — невинно. Сын за родителя не отвечает. Пусть живёт.

Гость благодарил от души. А потом вдруг заторопился, начал собираться и прилечь вздремнуть совершенно не пожелал. Но провизию на дорожку, собранную ему в узелок, — хлеб, творожный сыр, огурцы и яблоки — принял с удовольствием. С тем и отбыл.

А парнишка постепенно восстанавливал силы. Дядя разрешил ему искупаться в собственной лохани (сам Никифор брезговал ходить в термы и предпочитал ополаскиваться дома), выделил из своих негодных вещей кое-что на первое время — нижнее бельё, несколько рубах и портов, быстро укороченных и подшитых стряпухой, стоптанные туфли. И когда Феофан полностью уже пришёл в норму, гробовщик пожелал с ним беседовать. Принял его в своей комнате, где стояло на полках множество фолиантов — Библия, Евангелие, сочинения богословов и светских авторов. Мальчик как увидел эти сокровища, так и замер в недоумении, широко распахнув глаза. Дорифор-старший уловил его взгляд и самодовольно захмыкал:

   — A-а, таращишься? Не читал тебе отец умных книжек?

   — Не читал, — признался племянник и смущённо потупился.

   — Где ж ему! Понятно... Сам-то знаешь грамоту?

Тот пожал плечами:

   — Разбираю буквы с грехом пополам.

   — Надобно учиться. Неучей у нас — пруд пруди, а людей знающих, воспитанных — раз, два и обчёлся. И поэтому они ценятся немало. Взять хотя бы невольников с площади Тавра, — он взмахнул рукой, — раб необразованный стоит 20 иперпиронов, а ремесленник — 40, а писец — 50, а уж ежели какой-нибудь лекарь — так целых 60! Мы же люди свободные, состоятельные, и своему сословию должны соответствовать.

Дядя сел и позволил мальчику тоже сесть напротив. Посмотрев на него, спросил:

   — Как вы жили с отцом-то? Нищенствовали, поди?

Феофан поник, хлюпнул носом, и из глаз его побежали слёзы:

   — Нет, мы жили славно... Может быть, не кушали досыта, это правда, и ходили не в лучших нарядах... Но зато любили друг друга — очень, очень сильно. Маменька такая была... добрая, весёлая!.. Пела, как никто не поёт! А отец, как послушает её, как обнимет и поцелует, так и скажет ласково: «Душенька моя! Голосистая птичка! Как же я люблю тебя, ласточку и пеночку!» Вот как жили дружно... Я бы всё отдал, лишь бы возвратить их назад!.. — И, закрыв лицо рукавом, он затрясся от плача.

У Никифора неожиданно шевельнулось в сердце некое подобие жалости. Раньше никогда ничего такого не чувствовал, даже у постели умирающего родителя. Протянув ладонь, он провёл ею по густым кудряшкам племянника. И вздохнул сочувственно:

   — Ну, не хнычь, не хнычь. Ты ж мужчина. А слезами близких не воскресишь... Это жизнь. Радости в ней мало. Больше горя и трудов тяжких. Нужно привыкать.

Мальчик вытащил из-за пояса платок и утёр им лицо. Робко пробормотал:

   — Извините меня, ваша честь, что не смог сдержаться...

   — Ничего, пустяк. И не называй меня «ваша честь». Говори просто «дядя».

   — Очень благодарен вам...

   — ...и на «ты». Не чужие ведь.

   — Нет, на «ты» не получится. Вы такой богатый и важный...

Дорифор криво улыбнулся:

   — А хозяин мастерской и не должен быть тютей. Надо и других держать в строгости, и себе не давать расслабляться. А иначе все старания — псу под хвост, предприятие рухнет, капитал, нажитый заботами дедов и прадедов, улетучится... Посему, если станешь озорничать и бездельничать, спуску от меня не получишь. Даром кормить не стану. А коль скоро выкажешь усердие в ремесле и науках, послушание и смирение, мы с тобой подружимся.

Феофан кивнул:

   — Постараюсь, дядя...

   — Вот и молодец. — Помолчав, гробовщик спросил: — В церковь-то водили тебя?

   — Обязательно. С маменькой ходили бессчётно. Я люблю слушать певчих.

   — А молитвы знаешь?

   — «Отче наш». И ещё повторяю часто: «Господи Иисусе Христе, Сын Божий, помилуй мя!»

   — Это хорошо. А про Иоанна Лествичника слышал?

Мальчик помотал головой: