Страсти роковые, или Новые приключения графа Соколова - страница 12
– Неужели это правда относительно их… амурных отношений? – полюбопытствовал Соколов.
– Это ложь, распространяемая великосветскими сплетниками, шпионами и революционерами. Но что касается поисков пропавшей Эмилии, Распутин действует на пользу дела. Пусть ищет. И ты ему помогай, Аполлинарий Николаевич! Уверен, скоро нам дашь ответ: с кем нынче красавица делит альков? Задержи и допроси ее построже.
Соколов улыбнулся:
– Как в Разбойничьем приказе – с висением на дыбе и выкручиванием суставов, с поглаживанием горящим веником промежного места? Тогда возьмет на себя все преступления со дня сотворения мира.
Уловка императрицы
Друзья отдыхали душой и телом. Кухня в «Вене» была прекрасной, лакеи услужливы, тем для разговоров – множество.
Джунковский произнес:
– Заведующий наружным наблюдением твой давний знакомец Гусаков. Ему дано указание: ежедневно оповещать тебя, сдавать рапортички наблюдений. И дружно работай с начальником московской охранки Мартыновым.
– О, это истинное наказание! – Соколов состроил гримасу.
– Забудь былые распри. Мне тоже не нравится этот выскочка, но служба – превыше всего. Кстати, я подготовил приказ о твоем зачислении в московское охранное отделение. Ну, друг любезный, давай выпьем за твои успехи на новом поприще. – Вдруг рассмеялся: – Ведь это я дал указание медицинской комиссии: «Полковнику Соколову запретить возвращение на фронт!»
Соколов удивленно вытаращился на приятеля:
– Во-от как?
– Ты со своей неумеренной удалью на фронте голову вряд ли сносишь.
– Это неизвестно! Смелого пуля боится…
– А береженого Бог бережет. Сейчас в тылу обстановка не менее горячая, чем на передовой. Ты вот недоумеваешь: зачем, мол, тебя государь вызвал? Уверен, не для того, чтобы чаем напоить. Стало быть, нужен ты тут, в тылу. И на меня не дуйся.
Вдруг появился поручик-шофер, встретивший Соколова. Он поклонился Джунковскому, а гению сыска протянул конверт:
– Пакет от императрицы, только что доставил нарочный!
Соколов вынул лист бумаги. На немецком языке было написано: «Милый Аполлинарий Николаевич, я свое авто отправила по делам Красного Креста. Если Вас не затруднит, заезжайте за мной в пять часов в Зимний дворец, я буду в госпитале. Мы вместе отправимся в Царское Село. Александра Федоровна».
Джунковский вопросительно смотрел на приятеля. Соколов лишь произнес:
– Еще одна загадка! Ясно: у императрицы есть ко мне конфиденциальный разговор. Вот она и придумала историю с Красным Крестом…
Джунковскому все это было и крайне любопытно, и несколько обидно. Он думал: «Почему важные дела по моему департаменту совершаются за моей спиной?» Но товарищ министра скрыл свое неудовольствие. Он предложил:
– Давай, Аполлинарий Николаевич, выпьем за нашу скорейшую победу!
Бокалы, дружно сдвинутые, отчего-то издали стонущий звук.
Глава IV
Секрет императрицы
Царственный гнев
Соколов промчался на авто по Невскому проспекту, свернул за фасад роскошного «Торгового дома Дементьевых и Васильева». И вот отцовский особняк!
Едва молодой граф взошел на порог, в доме началась обычная в таких случаях радостная суета. Вся дворня сгрудилась возле Аполлинария Николаевича, все говорили одновременно, радовались, смеялись, норовили обнять молодого графа.
Соколов всех одарил вниманием, спросил о жизни и здоровье и поспешил в кабинет отца.
Старик сидел за ломберным столом и раскладывал пасьянс. Он еще более поседел, высох и стал похож на Суворова в опале.
Молодой граф принял душ. Затем прошел в свою комнату, надел белый парадный мундир и отправился в Зимний дворец.
Императрица поступила самым удивительным образом. В нарушение всяческого этикета она одна села в авто, в котором осталась с глазу на глаз с Соколовым.
Шофер дал газу, машина полетела в Царское Село. Императрица была по-прежнему прекрасна. Лишь воспаленные глаза выдавали ее усталость. Однако, оставшись наедине с Соколовым, явно чувствовала себя не в своей тарелке. Соколов, спросив разрешения, поднял стекло, разделявшее шофера и пассажиров.
Гений сыска подумал: «Вот принцесса Алиса Гессенская. Она достигла вершины власти, стала царицей, но это не сделало ее счастливей. Добрая, самоотверженная, она словно по иронии судьбы слывет в народе спесивой и черствой. А тут еще Распутин, который бросил тень на ее женскую честь. Ах, печальная доля! И теперь я понадобился ей по какому-то крайне важному, но столь деликатному делу, что она не решается начать разговор».