Страж Вьюги и я - страница 25

С усилием оторвав нескромный взгляд от щетины Фроста, уставилась на его татуировку. Абстрактный узор начинался на виске и заканчивался на острой скуле. Мастерски нанесенный рисунок казался чуть выпуклым.

Я загляделась на стража и не заметила, что лестница закончилась и мы на втором этаже. Несколько размашистых шагов Фроста – и уже в спальне.

Он опустил меня на широченную кровать с упругим матрасом и принялся расстегивать шубу. Паника вновь дала о себе знать, и я оттолкнула руки мужчины. Без признаков каких-либо чувств на суровом лице он покачал головой и продолжил свое занятие.

Могла бы – заорала бы. А так приходилось молча сопротивляться беспределу.

Ловко, явно имея большой опыт в деле раздевания прекрасных дам, Фрост стянул с меня шубу и принялся за платье. Хотелось взвыть от ярости, когда оказалась на животе, а мужские лапищи – на моей спине. Какие-то пуговички страж расстегнул, какие-то оторвал.

На попытки лягаться не отреагировал, разве что сапоги мои сдернул.

Когда платье полетело на пол, Фрост глухо велел:

– Чулки сама.

Целых два слова! Да меня снова удостоили великой чести услышать голос молчуна!

Красная, как вареный рак, я соскочила с кровати и попыталась дать деру. Не вышло – здоровенный гад ловко встал на пути.

Взмах моей руки – небрежный блок его широкой ладонью. Обманный удар – он даже не шелохнулся. И я прекратила драку. Все равно я против него, как блоха против медведя. Нет, даже хуже, блохи хотя бы покусать могут.

Я в западне…

Безмолвно, не сводя с меня непроницаемого взгляда, Фрост сбросил куртку на пол, на нее полетели топор и кожаный пояс с широкой бляхой. Синий мундир мужчина расстегнул до половины.

Я сглотнула и опустила глаза. Кошмар, меня ждет не брачная ночь, а брачный день! Заскулила бы от ужаса, да зелье подчинения не позволяло.

– Изольда…

Поразившись, что назвал по имени, вскинула голову.

Глыба успокаивающе улыбнулся – получилось паршиво, эдакий оскал на бородатом лице. Борода… а ведь и не помню, какая она во время поцелуя. Хотя о чем я? Вскоре узнаю.

Я попятилась.

Вздохнув, Фрост медленно пошел вперед. Три моих шага – один его. За спиной вдруг оказалась стена, справа – массивный шкаф, слева – кровать.

– Послушай меня. Я твой муж, а ты моя жена…

Хорошенькое вступление! Я зажмурилась обреченно.

– …фиктивно.

Я уставилась на Фроста во все глаза.

– Брак мы аннулируем. А сейчас – позволь, сниму следилки и маячки.

Шмырь меня покусай! Так вот почему он меня раздевал? Хотел избавиться от одежды, напичканной следящими артефактами?

Кроме облегчения я почувствовала злость. Он ведь преднамеренно сделал, чтобы заподозрила в дурных намерениях! Зачем? Хотел посмотреть на реакцию? Узнать, какой я человек?

Или это случайно вышло. Если он бесчувственный сугроб, то и других считает такими же. Уж лучше бы второй вариант – так проще, чем понимать, что тебя прощупывали, а ты оказалась совсем не бойцом.

Я вздрогнула, когда грубоватая ладонь легла на мою грудь, обтянутую белым бюстиком, и чуткие пальцы вытащили из кружева крохотную булавку, которой вчера еще там не было.

Затем Фрост осторожно распустил мою прическу, вытаскивая одну за другой шпильки.

Коса из четырех прядей – явно работа отчима, он не считал зазорным делать Адамине «бублики» или «корзинку» и, как я подозревала, обожал это занятие. Мне вот тоже удосужился соорудить сложный «колосок», но скрепил его заколками-маячками. Горло сдавила обида. Вот как он мог?! Мало того что продал, так еще позаботился, чтобы навязанный супруг отыскал, если сумею сбежать! Эх, Марон… А еще дочкой называл, лицемер.

– Повернись ко мне спиной, – тихо велел Фрост.

Зато я знаю, что раз прическу делал отчим, значит, и одевал меня он, а не мерзкий Кастанос. Хоть одно хорошее открытие за утро.

Рука брюнета скользнула по обнаженной пояснице, отвлекая от грустных мыслей и вызывая мурашки, бодро гарцующие по позвоночнику вверх.

– Последняя, – глухо отчитался страж, и я обернулась.

Следилка, тонкая ниточка, цепляемая к ткани или голой коже, сгорела прямо на его ладони. То ли филигранно выполненное огненное заклинание, то ли мужчина не боялся ожогов.