Стрела и солнце - страница 11

Волосатые, грязные, с дико сверкающими глазами, они бесновались вокруг царя и пытались открыть посредством отвратительных символических обрядов тайны этого и потустороннего мира, определить смысл жизни и показать путь к достижению вечного блаженства. Особенно усердствовал один одержимый. Изо рта у него густыми хлопьями падала пена. Этого нетрудно было достичь, пожевав корень струтия.

Перепуганный, оглушенный, окончательно сбитый с толку Асандр, обливаясь холодным потом, велел телохранителям выгнать свору обманщиков и проветрить помещение.

— Удались от земной суеты. Стремись к достижению неколебимого душевного равновесия, полного спокойствия духа, — свысока поучал царя мудрец-стоик, приглашенный Асандром после волхвов.

— Спокойствие духа! — заорал старик, потеряв терпение. — Ты дай совет: как спасти государство? Не можешь? Зачем же ты притащился сюда, проклятый умник? У меня нет охоты слушать твою красивую болтовню. Убирайся к дьяволу, собачья кровь, пока я не нарушил чем-нибудь тяжелым твое душевное равновесие. Иди, проповедуй скифам, чтоб они отстранились от земной суеты и перестали нас грабить. Но захотят ли варвары мирно сидеть в шатрах и питаться одним лишь спокойствием духа? Прочь!

Философ исчез.

— Итак, выхода нет, — сказал себе царь. И решил с холодной злостью: — Так пусть же все летит прямо в тартар![6] Пойду на женскую половину, напьюсь, как матрос, а там — будь что будет…

Ночь. Вакханалия на женской половине дворца достигла того предела, когда стыд, завернувшись в толстый плащ, уходит спать в передней.

Сквозь дым жаровен и пар, клубившийся над огромными, как щиты, золотыми блюдами с дичью, мясом и рыбой, Асандр разглядел десятки раскрасневшихся, хрипло кричащих мужчин, сидевших и лежавших в немыслимых позах у низких столов. Звякала и брякала посуда. Отрывистый грохот бубна перекликался с визгливым голосом флейты. На небольшой сцене, распустив черные волосы и совершая непристойные телодвижения, метались танцовщицы.

Над пьяным сборищем, на краю особого возвышения, лежала, утонув в мягких коврах и беспорядочно разбросанных одеждах, царица Динамия — толстенькая гречанка с тяжелым мужским подбородком и острым птичьим носом. Каштановые волосы, завитые в длинные локоны и перехваченные у затылка шнуром, рассыпались по жирным плечам. Полная белая рука сжимала чашу. Маленький рот был искривлен в хмельной улыбке. Выпуклые мутные глаза бессмысленно озирали помещение.

Динамия была дочерью Фарнака, зарезанного Асандром.

Асандр, уже тогда глубокий старик, женился на ней, чтобы упрочить власть. Обычай, черт бы его забрал, обычай! Хочешь выглядеть в глазах толпы законным государем — непременно женись на женщине царского происхождения.

А Динамия? Она без лишних слов согласилась выйти замуж за убийцу ее родного отца. Что оставалось делать? Если судить здраво, он, действительный повелитель, сумел бы уж как-нибудь обойтись без царевны. Царевна же, поскольку она не желала распроститься с беспечной жизнью, обойтись без него не могла.

Но смерти Фарнака она ему не простила. С первых же дней супружества Динамия, и прежде не безгрешная, принялась усиленно прожигать жизнь. И добилась на избранном ею поприще немалых успехов.

Асандр не ревновал — она не нужна была ему как женщина, эта скверная, распутная тварь. Пусть пирует день и ночь, лишь бы не вмешивалась в дела.

Однако хотя бы видимость дружбы и семейного благополучия следовало соблюдать, чтоб не давать повода для лишних разговоров. Асандр, умышленно — из старческого злорадного озорства — задевая палкой настороженно притихших эвпатридов, проковылял к возвышению.

— Госпожа развлекается, я вижу? — спросил он с кислой улыбкой.

Динамия сначала не узнала старика. Потом сообразила, что перед нею — муж, и ответила с вызовом:

— Да! Развлекаюсь. А что? Завидно? Зачем пришел? Уж не захотелось ли тебе, старое чучело, приласкать меня, а? Ха-ха-ха!

— Меня беспокоила мысль: не повредит ли госпожа своему здоровью, — Асандр кивнул на чашу вина, которую стискивала в руке Динамия.

— О! Тебя беспокоит мое здоровье? Какая человечность! — воскликнула она с издевкой. — Ты так нежно любил моего родителя… а теперь так горячо любишь меня… что я поражена! Я растрогана! Я рыдаю от счастья! — Она скрипнула зубами и вдруг завопила на весь зал: — Эй, арфисты, флейтисты, барабанщики, чтоб вам пропасть! Почему перестали играть? Играйте! Пейте, друзья. К бесу здоровье, все равно умирать. И ты пей, старик… Или уходи прочь. Выпей! Не бойся, не отравлю. — Динамия отхлебнула глоток и протянула чашу царю. — На доброе счастье!