Стрела и солнце - страница 33
Письмо в тот же день было доставлено Поликратом в Нижний город, в лачугу косоплечего пирата.
Косоплечий пират, не теряя времени даром, спустился в гавань, оттолкнул от причала свою лодку, взялся за весла и переправился через пролив. В глухом лимане, в густых зарослях тростника, он отыскал островок, где скрывалась в последнее время шайка Драконта.
Драконт развернул свиток, прочитал тайное послание царя и ночью отплыл вдоль кавказского берега на юго-восток, к Бате.
Здесь он высадился, взял часть своих людей и верхом на мулах, украденных на ближайшем пастбище, отправился в горы. Дней через пять в долину Гипаниса[9] спустилось из темных ущелий трехтысячное войско.
Всадники в лохматых шапках разорили несколько мелких греческих колоний, разбросанных среди керкетских, торетских и синдских становищ, и темной лавиной двинулись на Фанагорию. Часть маитов примкнула к неприятелю. В проливе замелькали черные паруса их быстроходных лодок.
Слух о набеге дошел до Пантикапея. В Рыбной бухте — небывалый переполох. Звенит оружие на палубах военных кораблей. Визг испуганных женщин и плач детей смешались с криками владельцев торговых судов, приплывших из Афин за пшеницей. Над водою — единоголосый вопль:
— Пираты!
Недобрая весть перекинулась через стены города.
Толпа знатных юношей, без дела шатавшихся перед храмом Гермеса, мгновенно распалась, рассыпалась, точно стадо овец, завидевших волчью стаю.
Почтенные купцы — те, что с утра надрывались на рынке, расхваливая товар, — пустились домой, выкатив глаза и подобрав колышущиеся полы хламид.
Тряслись руки приказчиков, торопливо запиравших ворота обширных хранилищ.
Резко щелкали удары бичей. То надсмотрщики загоняли внутрь сырого подвала рабов иксаматов, аорсов и сираков, плененных на реке Танаис и предназначенных для продажи в Элладу. Чего доброго, варвары пристанут к разбойничьей шайке.
— Пираты!
— Пираты!
Десятки сутулых гончаров, широкоплечих кузнецов, жилистых каменотесов, плоскогрудых ткачей — десятки усталых людей в дешевых сандалиях и рваных хитонах, испачканных сажей, пылью, глиной или краской, поспешно закрыли двери чадных мастерских и, схватив дубины — иметь другое оружие им запрещалось, — бросились по кривым улочкам пригорода к морю.
Из чрева серой казармы, расположенной подле городских ворот, повалил к пристани отряд возбужденных копейщиков. На стенах замка меж прямоугольных зубцов, беспокойно галдела стража.
— Пираты!
— Пираты!
— Пираты!
В Рыбной бухте лениво колебались широкие черные паруса.
Их цвет вызывал у дрожащих от страха торговцев столько же отчаяния, сколько горя внушили афинскому царю Эгею траурные ветрила корабля, на котором его сын Тезей возвращался с острова Крита домой, победив чудовищного быка Минотавра.
Но если Эгей скорбел о мнимой гибели сына, забывшего сменить паруса, то сердца местных и приезжих толстосумов ныли совсем по другой причине. О, почему их — эти мрачные полотнища — не поглотит бездна Понта Эвксинского? Немало врагов у эллина морехода, но самые ненавистные — разбойники голубых дорог.
— Где Скрибоний? — кричали возмущенные пантикапейцы. — Почему не выводит солдат?
Узнав о набеге кавказских горцев и мятеже части маитских племен, Асандр, не медля, призвал эвпатридов. На коротком, но бурном совете решили дать азиатам такой отпор, чтоб они надолго утратили охоту грабить боспорские поселения. Скрибоний получил распоряжение — погрузить войска на галеры, переправиться через пролив.
Скрибонию, потерявшему в сумятице способность соображать, не пришла в голову мысль о каком-нибудь подвохе. Хилиарх вывел из акрополя обе спиры, отбыл в Фанагорию. Спустя три дня он уже преследовал горцев, отступавших вверх по Гипанису с большой добычей. Асандр, между тем, отдал приказ наемным отрядам Протогена, стоявшим в Киммерике, Мирмекии и Тиритаке, двинуться к Пантикапею, занять освободившиеся казармы.
— Разве можно оставить город без защиты, пока мой любезный друг Скрибоний доблестно сражается против горцев? — заявил царь несколько удивленным эвпатридам.
Войска Протогена — грека родом из Диоскуриады, соперничавшего с хилиархом, но не такого умного, хитрого, изворотливого, как он, — вошли в акрополь плотно сомкнутой колонной. Асандр, присев на подоконник, смотрел из дворца на ряды здоровых, бодрых солдат, приобретших боевой опыт в бесчисленных войнах с Колхидой, слушал мерный топот их ног и с удовлетворением отмечал ту четкость, ту грозную сдержанность, с которой диоскуриадцы возникали, плечо к плечу, в темном проеме главных ворот, ровно, в железном строю, громыхали мимо дворца и затем исчезали ряд за рядом под каменным сводом широкого хода, ведущего на площадь.