Стрела над океаном - страница 9

В опрятной командирской каюте над койкой — книжная полка, наполовину задернутая занавеской. Вижу, кроме специальных книг, рассказы Чехова, «Историю второй мировой войны» Типпельскирха, том Джека Лондона, политический словарь.

— Дома у меня книг порядочно. А здесь так, — случайные… Ну, завозился, нечистая сила!..

— Кто?

— Да воробей морской — так я его называю.

В теплой шапке-ушанке, на подстилке из ваты — взъерошенная, нахохлившаяся пичуга величиной с дрозда. Лапки с перепонками, черный остренький клювик. Круглые белесые глазки тревожно следят за руками командира.

— Да не бойся ты, дурень! Что я тебя — съем?.. Ночью на палубе подобрал. Дождь ночью был, ветерок, ну, видно, вымок, потерял летные качества. А вернее — стукнулся в темноте обо что… Ничего, подсохнет, отдохнет — еще как полетит! Вот только не ест ничего. Чем его кормить — ума не приложу!

Лицо у командира в эту минуту озабоченное, доброе. Невольно смотрю на фотографию трехлетнего малыша, висящую над столом. «Мой воробушек», — сказал о нем командир… «Да ты добряк!» — думаю я.

Стук в дверь….

— Войдите!.. Минуточку, минуточку, товарищ старший лейтенант. Пояс ваш где? На койке остался? Почему воротник не застегнут? Пойдите и приведите себя в порядок. Кстати уж и побрейтесь. А потом придете… Вот так-то!.. В Москве я был в последний раз в 1956 году. В отпуск с женой ездили. Она все зудит: Сочи да Сочи. А что — Сочи? Воды там меньше, чем у нас. Горы у нас покрасивей. Нет, говорю, милая, залетели в Москву — из нее ни шагу!.. Хороша Москва! Народу только многовато, прямо скажу. Я, знаете, какделал? Встану в четыре утра— и гулять. Тихо, просторно, народу мало, воздух чистый, свежий. Три раза Москву по Садовому кольцу обошел. А приехал из отпуска — сразу попал в переплет».. О, вот вам и особый случай!.. Закуривайте.

— Ходили на Парамушир. Такая, знаете, петрушка получилась!.. Сколько раз хожено на Парамушир — с закрытыми глазами дойду, подойду, встану. Подходим самым малым. Глубина четырнадцать метров. Вдруг — удар. Весь корабль задрожал. Сердце, знаете, оборвалось. Кричу: «Глубина?» — «Двенадцать метров!» Что за чертовщина? Командую: «Стоп!». Только встали — снова удар, да еще посильнее. В глазах потемнело. Под суд, знаете, пойдешь, если дно задел. — «Глубина?» — «Двенадцать метров!» Сам с боцманом трюм осмотрел — ни вмятины, ничего. А в журнале запись: два удара о дно. Ну потом, после похода, целая комиссия нами занималась. Обследовали подводную часть судна — ни царапины. Как говорится, ясно, что ничего не ясно. Вулканологи помогли: сообщили, что в районе острова Парамушир было зарегистрировано землетрясение. С эпицентром под водой. И как раз в тот самый день, в тот самый час. Мы и почувствовали толчки. А так ничего — хорошо плаваем, спокойненько!..

— Нет, вы только посмотрите, красота какая! — Он наклонился к окну. В командирской каюте не круглый иллюминатор, а квадратное в полстены окно. — Смотрите, цвет у моря какой — чистейшая бирюза! Это солнце пробилось сквозь облака. Кругом-то море темное — свинцовое, что ли, и вдруг бирюзовая полоса. Очень красиво! И привыкнуть к этому нельзя: каждый час что-нибудь новое. Люблю наши края!.. Ну и потом, знаете, работа здесь такая… как бы вам сказать, чтобы вы правильно поняли? В общем крепкие люди здесь нужны. Моря здесь, прямо скажу, — строгие. И от человека они требуют, чтобы и он строгим к себе был, крепким! И это хорошо. Это мне по душе. Ударит иногда штормяга — ну держись!.. Видели картинку в кают-компании? Механик рисовал. Я его, механика, — он только что на корабль пришел, молодой был, — затащил в шторм на мостик. «Смотри, — говорю, — проникайся, чтобы все по правде изобразить. Потому что наша жизнь не какая-нибудь… Наша жизнь, — говорю ему, — борьба!.. Кто — я романтик?!.. Ну это вы зря. Мы народ простой, нам, знаете, не до романтики!..

…Смотрит на меня смеющимися, чуть прищуренными глазами. И я вспоминаю, как его помощник говорил мне: «Командир у нас — человек горячей, беспокойной души. Влюблен в свое дело и всех нас за собою тянет!..»