Стрела восстания - страница 4

— Не раздеваться ли хочешь? Сундей спокойно объясняет:

— Зачем раздеваться? Малицу, как все ненцы, на голом теле ношу. А показывать голое тело чужим людям нехорошо. Нагому бороться тоже несподручно. Надо только потуже пояс стянуть. Пояс не затужить — брюхо болтаться будет, будет борьбе мешать.

И начал туго-натуго пояс стягивать. А стрелец из себя выходит:

— Кончишь когда-нибудь?

— Кончил уж...

У крыльца съезжей (в остроге) избы образовали стрельцы да служки воеводства круг, и началась борьба. Сам воевода вышел на крыльцо — взглянуть на поединок.

Стрелец рванул Сундея за плечи.

Сундей качнулся к стрельцу. Уперся головой ему в грудь. Да так крепко, что дух у стрельца сперся.

Разозлился стрелец. Оттолкнул Сундея. Начал порывать вправо, влево...

Плечами Сундей пошевеливает, а ногами — ни с места! Как прикован к земле!..

— Крепок, как пень смоливый! — сказал воевода про Сундея.

Слова эти хмелем залили голову стрельца. Пустил он в ход много раз испытанный прием, от которого у мерявшихся силой с ним череп раскалывался: быстро рванул Сундея на себя, чтобы еще быстрее оттолкнуть потом от себя.

А Сундей как будто этого и ждал: сам метнулся на стрельца да за поясницу и облапил его!..

И опять головой в грудь стрельца уперся.

Силится стрелец оттолкнуть Сундея и не может, хоть от натуги глаза под лоб покатились и ноги жидкими стали, как плети...

Осторожно положил Сундей обессиленного стрельца на землю и похвалил себя:

— Всегда так делай, Сундей Тайбарей! [- 12 -]

Не понравился воеводе и стрельцам исход борьбы. Не поздравили они победителя. Лишь воевода буркнул:

— А и здоров же ты, самоядишко! И на это ответил Сундей спокойно:

— Поборовшему надо бы чарку.

Молча махнул воевода служке своему, и тот вынес чарку.

Молча выпил Сундей. Молча поклонился воеводе до самой земли и пошел из острога.

* * *

Сто годов живет Сундей Тайбарей. Много видел он, много слышал за сто годов. И обо всем, что видел, про все, что слышал, — про все сыну хочет рассказать Сундей. Хочет передать сыну вековой опыт жизни своей. А еще хочет передать наследство, что сам от отца получил... Ну, однако, к чему торопиться? Сам крепок еще, как зуб медведя белого. Сегодня вот — хо-хо-хо! — поборол Сундей силача стрельца.

Доволен победой старик. Губы старые сами собой в улыбку растягиваются.

Опять же и выпитая водка погуливает по жилочкам — на болтливый лад настраивает старого.

Вспоминает Сундей картину борьбы и хохочет над стрельцом-силачом, над воеводой.

— Ха-ха-ха!.. Глупый ненец умнее умников стрельцов вышел! Хохочи, Ичберей, хохочи! Потому — глупых людей везде хватает. У русаков тоже глупые есть. Глупый, ох какой глупый этот большой стрелец! Не понял он насмешки, когда я про хорей рассказывал. А я это на длинноту да на тончивость его намекал. Ох какой глупый стрелец!.. Ичберей! Ты мой сын, ты не можешь быть глупым, как тот стрелец. Все, что я знаю, — все ты знать будешь. Много видел я. Много слышал, много знаю. Знаю такое, о чем никто не знает. Ты мой сын. Ты обо всем знать будешь. Веслами тихонько побалтывай, а сам слушай. Обо всем, что услышишь, все в голову свою бери. После, когда время придет, обо всем, что от меня узнаешь, обо всем, что после меня узнаешь, — про все это старшему сыну своему [- 13 -] расскажи. Одному сыну! Другим никому не рассказывай. Слышишь?

— Слышу, отец.

— Клятву над стрелой дай!

— Над какой стрелой?

— А вот — поедем к острову. Там все узнаешь. Через минуту лодка ткнулась в мягкий песчаный

берег. Ичберей легко выпрыгнул из лодки и, не дав отцу подняться, выдернул лодку на песок.

— Е-е! силен ты у меня, — похвалил Сундей.

— Весь в тебя, отец!

— Ха-ха-ха! Верно! Так... Так и есть: весь в меня! Все бы ненцы такие сильные были, как мы с тобой! Да самопалы бы нам русские, огненные... е-эх! Ни одного острога не дали бы построить в тундре! Тундра — наша земля! А русский царь ее забирает под себя. И с нами вместе... Тем берут нас — пищали у них хорошие. Ох, страсть хорошие пищали! Помню я одну битву с ними: у них огонек мелькнет — у нас человек падет.