Стрельцы московские - страница 29
\ На различные службы такие подразделения выступали по-очереди с московскими полками.
На первом месте среди них стояла служба ратная. Подготовка к ней велась постоянно, а для новиков начиналась сразу же после их распределения по приказам. Стрелецким головам наказывалось «учить их стрелять перед собою почасту, чтоб из самопалов стрелять были горазди; а которые стрельцы из самопалов стрелять не умеют, и тех стрельцов вельти учить перед собою и перед сотники; а на учбе б стрельцы стрелять зельем и свинцом своим, а не казенным, потому что им за то дают государево денежное и хлебное жалованье еже-годь»>46. Каждый рядовой стрелец был обязан прочно усвоить разнообразные приемы «мушкетного рукохватания», знать, как действовать в боевых и походных порядках. Выработка необходимых навыков требовала значительного времени, так как приемы, определенные действовавшими воинскими уставами, были достаточно сложны.
Один из основных первичных навыков — изготовка к стрельбе требовал от стрельцов быстрого и слаженного выполнения целого ряда приемов: «Подыми мушкет ко рту! Содми с полки! Возьми пороховой зарядец! Опусти мушкет к низу! Посыпь порох на полку! Поколоти немного о мушкет! Закрой полку! Стряхни! Содми! Положи пульку в мушкет! Положи пыж на пульку! Вынь забойник! Добей пульку и пыж до пороху!». Только после завершения всех этих действий следовали заключительные команды: «Приложися! Стреляй!». Впоследствии Петр I высмеивал медлительность маневров стрелецких полков, производивших один выстрел, когда его солдаты выстреливали трижды.
Но на протяжении большей части XVII века стрелецкие приказы составляли не только костяк русской пехоты, но и являлись ее элитными подразделениями. Государи заботились об их боевой готовности, придавая в помощь стрелецким головам иностранных военных специалистов, обучавших стрельцов «хитрости» ратного строя. Иногда такое обучение проводилось прямо на марше во время краткосрочных постоев. Накануне похода стрелецкие приказы распределялись по войсковым полкам и переподчинялись их воеводам.
К своим позициям полки выдвигались пешим или водным путем. При пешем марше каждый приказ сопровождал обоз, перевозивший полковой наряд и припасы. При необходимости подводы становились передвижными полевыми укреплениями. Во время Крымских походов 1687 и 1689 гг. все 100-тысячное войско князя В.В.Голицына совершало движение через степь четырехугольником под прикрытием 20 000 телег, уберегаясь от неожиданных набегов татарской конницы. В авангарде обозных колонн выступали два солдатских и пять стрелецких полков. Иногда «для поспешанья» стрельцам давались дополнительные подводы, собираемые с ямских и тяглых людей, из расчета одна подвода на двух стрельцов. Для водного пути на казенный счет строили большие и малые струги, перевозившие от 50 до 180 человек.
Удивительную картину представляло собой выступавшее в поход московское войско. Шведский посланник Петр Петрей, посетивший Москву в 1617 г., писал, что наперед выступал передовой полк, перед которым шли 5000 стрельцов в зеленой одежде с длинными пищалями, по пять человек в ряд. За ними боярские слуги вели 8 — 10 богато убранных коней полкового воеводы. Далее ехал сам воевода, на седле которого висел маленький барабан. За воеводой беспорядочной толпой двигался его полк. Если кто-нибудь приближался к воеводе или обгонял его, то боярин, ударяя плетью по барабану, давал знать выскочке, чтобы тот отступил назад.
За передовым полком выступал большой полк с множеством трубачей и литаврщиков. Вслед за музыкантами маршировали по пять человек в ряд несколько тысяч стрельцов в красном платье с белою горностаевою опушкою и длинными ружьями, За воеводскими конями в пышном убранстве следовал большой воевода в окружении советников из служилых московских людей и иноземцев. Сам большой полк представлял собой такую же неорганизованную толпу, как и полки правой и левой руки, шедшие соответственно справа и слева.
Шествие замыкал, огромный обоз, тянувшийся на несколько километров. Вся эта масса вооруженных людей, двигавшаяся без какого-либо порядка, издавала неимоверный крик и шум, который сам по себе мог обратить в бегство слабого неприятеля