Стреляй, я уже мертв - страница 68

стр.

Ахмед хотел что-то ответить, но слова застряли у него в глотке — настолько он был ошеломлен услышанным. Али смерил его нетерпеливым взглядом.

— Ступай, — повторил он.

— Не могу, — ответил Ахмед, все больше холодея под безразличным взглядом Али.

— То есть как не можешь? Чего ты не можешь?

— Я не могу потерять этот карьер: это всё, что у нас есть. Мы будем работать из последних сил, будем долбить этот камень, мы поможем вам его продавать... Но пусть хозяин не отнимает у нас карьер.

— Отнимает карьер? У кого это? Он принадлежит господину и его брату, как прежде принадлежал его отцу, а еще раньше — отцу его отца. Как и вся эта земля, по которой ты ходишь каждый день. Ты должен быть благодарен нашему господину уже за то, что он оставил тебе хотя бы твой сад, который, кстати, тоже не приносит почти никакого дохода. А теперь ступай, Ахмед, ты же знаешь, у меня много дел.

Выйдя из конторы, Ахмед прислонился к стене, устало закрыв глаза, подставив лицо иссушающему ветру пустыни, от дуновения которого трескались даже камни. Он не знал, куда ему идти и что делать. Он чувствовал себя слишком подавленным, чтобы предстать сейчас перед Диной. Как он сможет ей объяснить, что судьба повернулась к нему спиной — и может быть, навсегда?

Он долго и бесцельно бродил по пирсу, равнодушно глядя, как снуют туда-сюда пассажиры. Он даже не представлял, как будет теперь содержать семью. Доходов от продажи фруктов из сада явно недостаточно, чтобы выплачивать аренду хозяину. Конечно, он мог бы попытаться найти другую работу, но что он умел делать, кроме как тесать камень? Он мог бы перебраться в Хеврон, где жила его старшая сестра, но на что они стали бы там жить?

До самого позднего вечера он бесцельно бродил по городу, и лишь на закате вернулся домой, к жене и детям.

Кузина Дины уже накрывала ужин в маленьком белом дворике. Мухаммед бросился навстречу отцу.

— Папа, почему ты так поздно? — упрекнул его малыш.

Дина радостно встретила его с маленьким Измаилом на руках.

— Смотри, он уснул, — произнесла она шепотом.

— А как Айша? — справился Ахмед о дочери.

— Айша на кухне, помогает моей кузине... то есть, это она так думает, что помогает, а на самом деле она уже разбила тарелку с хумусом, — улыбнулась Дина. — Посиди пока с мужем кузины, сейчас будем ужинать.

Весь вечер Ахмед был неразговорчив. На все вопросы он отвечал односложно, и вскоре удалился в свой угол, где им постелили на полу.

— Завтра придется встать очень рано, мы должны выйти из дома еще до рассвета, — сказал он.

— К чему такая спешка? — удивились родные.

Когда чуть позже к нему пришла Дина, Ахмед притворился спящим. Ему и самому нужно было поговорить с женой, но он собирался сделать это у себя дома, где никто не увидит ее слез, ибо он не сомневался, что она заплачет.

Ахмед так и не смог уснуть и все ворочался с боку на бок; в конце концов, он решил встать — очень осторожно, стараясь не разбудить Дину. Он вышел на улицу, где его окутала ночная мгла. Не было видно ни звездочки, а небо казалось таким же черным, как их собственное будущее.

Чтобы скоротать время, он решил запрячь мула в повозку и погрузить в нее покупки жены. Он еще не успел покончить с этим, когда увидел, что жена проснулась и отправилась на его поиски.

— Что ты здесь делаешь? Сестра сказала, что Измаил плачет не умолкая и не дает ей спать. У нашего сына жар, а когда он кашляет... вот посмотри, он снова кашляет кровью.

Слова Дины не на шутку его обеспокоили. Измаилу не было еще и года, и он был склонен к простудам.

Малыш горел, словно в огне, и действительно плакал не умолкая, несмотря на то, что Дина не спускала его с рук.

Они приготовили для малыша травяной отвар, однако они с большим трудом смогли заставить его сделать пару глотков.

Дина пыталась унять лихорадку при помощи кусочков ткани, смоченных в холодной воде.

— Чистое безумие — куда-то ехать, когда ваш ребенок в таком состоянии, — решительно заявила кузина. — Оставайтесь у нас, а я пошлю за врачом.

— Нам лучше вернуться домой, — ответил Ахмед.

— Но малыш... — начала Дина, но, взглянув на мужа, опустила глаза и замолчала. По его глазам она поняла, что возражать бессмысленно. Он решил ехать — значит, так тому и быть.