Стремнина - страница 18

стр.

— Ты понимаешь, что сделал?

— А что? — Ангелок был искренне удивлен. — У нас все завсегда…

Кулешов закричал что-то, написал приказ, вывесил его на доске объявлений. Мужики старательно читали приказ, хлопали Кузина по спине и оглядывались на окна кабинета инженера.

Впрочем, в одном отношении он почувствовал скоро перемену. Это когда, после сева, принял активное участие в ремонте. Не консультацией, а сам, своими руками, разобрал мотор, отладил поршневую группу. Мужики все до единого собрались вокруг, когда запускали мотор на стенде. По их лицам он понял: дело сдвинулось, хоть и не приняли пока что его в компанию, но хоть признали своим. На хлебоуборке, вопреки приказу Куренного, стал он на подмену комбайнером. Понимал, что делать этого нельзя, но существовало неписаное правило, согласно которому подчиненные должны были признать за начальством право отдавать приказания только после того, как убеждались, что оно, начальство, что-то умеет. И он трое суток отстоял за штурвалом, пересыпая пять-шесть часов ежедневно тут же, на полевом стане, и результаты его были совсем неплохими. А когда увидали, как он при поломках сам их устранял, не ожидая «летучки», авторитет его явно пошел в гору. Чувствовал он это по почтительности обращения тех же самых бузотеров, которые еще месяц назад святыми глазами глядели в ответ на его упреки. Потом по селу пошла балачка, что инженер собирается сбегать обратно в город, и ему пришлось самолично убеждать в обратном Куренного. «Наши могут», — смеялся председатель, убедившись, что слухи были ложными, и отдавая должное сельским кумушкам.

С Куренным у него наладились вполне сносные отношения, хотя несколько раз председатель принимал явно неверные решения. Анатолий каждый раз мучился проблемой, как себя вести в этом положении, потом отходил, утешая себя, что главный инженер он молодой, а председатель в этом колхозе уже зубы съел. Довод был не из самых убедительных, но помогал. К этому времени он усвоил уже нехитрую тактику Куренного: если тяжко складывались хозяйственные дела — не бросаться в панику, не рвать жилы. Делу все одно не поможешь, потому что оно зависит, в основном, от природы, а вот что колхоз спасут — в том сомнения не было. С такими землями, как здесь, много не нахозяйствуешь. Старался не задумываться над смыслом этой нехитрой тактики, выслушивая председательские рыдания на районном хозяйственном активе, где Куренной подавал все в самых мрачных тонах, заранее настраивая начальство на плохой исход нынешнего года. Через день приехал секретарь райкома, и председатель повез его на самые тяжкие участки, где пересевали озимые и где пшеница навряд ли вытягивала больше, чем по тринадцать центнеров. На бугре Куренной выхватывал из багажника газика лопату и копал по склону до десятка ямок в разных местах. На глубине двадцати сантиметров, это уже знал Анатолий, выворачивался из-под чернозема яркий белый песок, какой и на пляже речном не очень часто встретишь, и это было самым убедительным доводом, потому что секретарь райкома был человек новый и важно было в самом начале настроить его определенным образом. Наблюдая с машинного двора за маневрами председательского газика, Кулешов понимал, что Куренной играет в не совсем хорошую игру, но осудить его не мог. Теперь, после нескольких месяцев пребывания в колхозе, Анатолий увидел в поступках Куренного выработанную горьким опытом предшественников линию поведения, когда важно было в любой момент иметь набор доводов в свою защиту, потому что хозяйственный успех зависел от слишком многих факторов, в числе которых были и совсем незначительные на первый взгляд вещи: хворает свекловичница во время прополки, а кто вытянет ее три гектара? Это ж не простое дело. Или вдруг навострится иная бабенка в гости к сестре в дальние края? Председателю ведь и разговора с ней нет. Как что — так заявление на стол. Уборщицей в город пойдет, на семьдесят рублей, а тут триста оставляет. Вот и маракуй, как себя вести.

Рокотова Анатолий заметил сразу же после начала работы. Он уже знал, что в любом коллективе всегда есть человек, который является его душой, а может быть, и совестью. Хмурый, чуть рябоватый, невысокого роста, Рокотов не спешил ответить, когда его о чем-либо спрашивали. Помолчит с полминуты, выдержит паузу, а уж потом скажет коротко и безапелляционно. Поначалу он показался Анатолию мужичком себе на уме, который никогда и нигде выгоду свою не упустит, но потом отбросил это представление как неверное. Чем-то был похож этот человек на памятного Анатолию покойного Василь Василича Ряднова, может быть, своей яростной неудержимой жаждой всеобщей справедливости. Были, правда, и отличия. Рокотов всегда держался в тени, не лез с суждениями, не обличал виновных. Только поглядывал недобро. Но уж коль виновному доводилось что-то спросить его, тут уж Николай Алексеевич выкладывал все.