Стручки гороха на рисовом поле - страница 7

– О каком теракте идёт речь? – казалось, слова Томаса поразили Юргенса до глубины души.

– Задача красного отряда – минирование стены и в настоящий момент она блестяще выполнена!

Немцы встревоженно переглянулись.

– Шеф, разрешите немедленно перебросить за стену наших лучших саперов в сопровождении коммандос бундесвера?! – обратился Юргенс к генералу.

Взгляды собрания устремились на босса, но тот не повёл даже бровью.

– Вы говорите так, будто для нас все кончено, – невозмутимый вид генерала воодушевил иного заступника. Это был худощавый парень с узким лицом и насмешливыми глазами. – Но забываете наш главный козырь: атомную плеть, способную удержать непокорную кобылу в стойле. Я имею ввиду сотни першингов, что охраняют восточные границы! Будьте уверены, как только мы обнаружим хоть небольшое скопление танковых сил, то сразу же нанесём удар…

– И ничего тем самым не добьётесь! – майор казался непреклонным. – Все ваши атомные уколы для русских, что для слона дробина. Поймите, русские не собираются проводить операцию в привычном для вас понимании смысла: не планируют концентрировать армии, соблюдать линию фронта, закрепляться на местности. Вместо этого, они будут мчать свои танки без остановки и отдыха до самого Рейна. Ракеты же, как известно, неэффективны против движущихся целей. И даже, если вы нанесёте серьёзный удар по их скоплению, это не принесёт надлежащего результата. Во-первых, русский танк обладает вполне себе сносной противорадиационной защитой, а во-вторых, влияние радиации слишком изменчиво. Вблизи границ она станет опасна не только для русских, когда же стена падет, от ракет не останется никакого толку.

Под напором аргументации Томаса новый смельчак отступил, но взамен предыдущего появился третий. Когда Том разделался и с ним, вызвались ещё – все эти светочи германской мысли предлагали разумные варианты противодействия русской угрозе, но каждый раз их аргументы рушились о безупречное знание ситуации и подготовку майора. Наконец, когда доводы у защитников полностью иссякли, обезоруженные и подавленные они обратили свои помрачневшие лица к последнему бастиону германской защиты – с надеждой и благоговением уставились на босса.

Впрочем, в отличие от подчиненных, генерал не выглядел удрученным. Слова чужака ни в чем его не убедили, ведь Фридрих знал, что красноречием можно ввести в заблуждение любого салагу, но чтоб изменить точку зрения профессионала, потребуются хорошие доказательства. Забавные же историями, которыми так самозабвенно и рьяно потчевал майор его «поданных» в течении прошлого часа, не обладали в глазах генерала и толикой достоверности. Скорее наоборот, они представлялись ему кучкой домыслов и слухов, специально преобразованных в весьма любопытную и интригующую теорию, но в высшей степени недоказуемую. Фридрих был слишком стар для подобного рода допущений. Он доверял только фактам и ждал от рассказчика их подтверждений. Но, вопреки ожиданиям, майор его словно и не слышал. Вместо попыток убедить генерала, Том продолжал гнуть свою линию. Одну за другой он выстраивал нагромождение бездоказательных нелепиц, сыпал неподтвержденными данными и всеми возможными способами пытался создать для собрания иллюзию страшной угрозы. И по мере того, как гора этих домыслов множилась, а лица офицеров становились мрачнее, раздражение генерала росло. Наконец, когда крайний вопрос стал ребром, и последний из адъютант капитулировал, генерал не выдержал и голосом надменным и властным произнес:

– Доказательства! Где же обещанные мне доказательства?

Этот день начинался для Фридриха слишком уж хорошо: прекрасное интервью на радио, отличное настроение, но с появлением Бирста все словно рухнуло. Нарушилась привычная гармония миропорядка, вышел из-под контроля быт. Впрочем, несмотря на свою уязвимость, внешне он выглядел непокоренным. За последние годы генерал слишком уверился в собственной правоте и следуя этой стратегии, был убеждён, что она заработает вновь. Ему, как и прежде, казалось, что стоит как, следует надавить на докладчика авторитетом и волею и тот непременно расколется, стушуется, скроется в тень, признаёт поспешную выдумку несуразной, а следом и полностью покориться. Но генерал позабыл нечто важное, такое, о чем забывать никогда не стоило: как и прочие, Фридрих был человеком, а, стало быть, мог ошибаться!