Субботним вечером в кругу друзей - страница 4

Сундуков — крупный, осанистый мужчина с благодушным лицом в слегка помятом, несколько заношенном светлом плаще модного покроя. Клячин — маленький, худой, лопоухий, с остро выпирающим кадыком на тонкой куриной шее. На нем коричневый великоватый, обвисающий на плечах плащ. Они обменялись понимающими взглядами и непроизвольно прибавили шагу. Клячин уже почти вприпрыжку бежал.

А спешили они в подведомственную их управлению контору, чтобы поздравить ее начальника с юбилеем. Сами они были не бог весть какими ответственными работниками, но их руководитель знал, кого послать. Сундуков и Клячин — оба были крупными специалистами по части тостов. Посланцы управления единым духом взбежали на второй этаж по крутой, прямо взлетающей железной лестнице, составленной из двух маршей. Это была старинная лестница из литого чугуна, но они просто не обратили на нее внимания. Так вместе и появились в кабинете юбиляра, раскрасневшиеся, радостно сверкающие глазами.

— Дорогой Илья Васильевич! — торжественно начал Сундуков, вытирая платком вспотевшее лицо. — Позвольте нам по поручению руководства управления сердечно, от всей души поздравить вас с замечательным юбилеем — пятидесятилетием со дня рождения…

В конце своей речи Сундуков прослезился и вытер скомканным платком влажные глаза. Затем он порывисто вручил юбиляру адрес и цветы, обнял его, крепко прижал к груди и несколько раз с чувством, смачно поцеловал в губы. Юбиляр, отвернувшись, быстро вытер губы платком. Столь же искренне и горячо поздравил его и Клячин. Наступила небольшая пауза. Посетители растроганно и любовно смотрели на юбиляра, а тот с несколько смущенной улыбкой смотрел на них. Он развел руками, как бы давая понять, что его заслуги несколько преувеличены на фоне наших общих достижений и вовсе не заслуживают столь громких слов. Казалось бы, все нужные слова были уже сказаны, не гости нерешительно топтались на месте, словно бы чего-то ждали, и юбиляр, спохватившись, предложил им, «если это интересно», осмотреть служебные помещения его конторы.

— О да, конечно, интересно, очень даже интересно, — оживились представители и гуськом последовали за юбиляром.

Комнаты были как комнаты — небольшие, заставленные письменными столами, за которыми сидели старательные сотрудники обоего пола.

— Здесь у нас отдел сбыта, — объяснял юбиляр. — Здесь — плановый отдел, а вот здесь…

— Очень здорово, очень интересно, — с энтузиазмом повторяли поздравители.

— Ну вот и все, — закончив показ комнат, скромно сказал юбиляр и улыбнулся, ради справедливости заметим, несколько виновато. — Больше показывать нечего.

Гости с готовностью заулыбались. Они еще чего-то ждали, на что-то надеялись… Потом, неловко потоптавшись, стали прощаться. Они больше радужно не улыбались, крепко не обнимали и не прижимали к сердцу юбиляра, не трясли ему руку, готовые от полноты чувств чуть ли не оторвать ее. Их глаза, еще минуту назад полные живого блеска и даже огня, тускнели, задергивались тоскливой пленкой обыденности.

Они вяло пожали руку юбиляру и пошли по длинному скучному коридору, освещенному мертвенным пустынным светом люминесцентных ламп. На лестничной площадке перед спуском они на минуту остановились.

— Все ясно, — вздохнув, сказал Клячин. — Категорически запретили распитие в служебных помещениях. Вишь, как он ловко этим воспользовался! Хоть бы для приличия преподнес по рюмке коньяку. Никто бы его за это не осудил.

Первым вниз двинулся Сундуков, а вслед за ним и Клячин.

— М-да, — сокрушенно крякнув, сказал Сундуков. — Ох уж эти буквоеды, формалисты. Зато, брат, лестница здесь знатная, старинная. Одна, наверное, на весь город осталась.

— А, что? — вскинул к нему голову Клячин и в ту же секунду поскользнулся на вытертой до белого блеска ступеньке, ноги его подлетели кверху, он с маху сел на ступеньку, подбив при этом маневре Сундукова, который красиво, как балерина взмахнул руками, пытаясь удержать равновесие, и тоже гулко шлепнулся на пятую точку. Оба они быстро, легко, каким-то веселым скоком, словно порхая, устремились вниз, считая задами железные ступеньки. В самом низу они остановились, посмотрели друг на друга и, кряхтя и охая, стали подниматься на ноги, приговаривая: