Суд матери - страница 33
Б р у с н и к и н. Аннушка наша, Аннушка!
Т р о п и н и н. Психологом оказался гестаповец, тонким. Меня сигаретами угощал, а у нее клещами пальцы на руках откусывал… Ничего не сказала. До сих пор хруст этот слышу! (Молчание.) А меня партизаны спасли. Тело ее на руках трое суток нес, пока не отняли: думали, что я с ума сошел…
Б р у с н и к и н. Не надо, старший лейтенант. Простите, товарищ подполковник.
Т р о п и н и н. Нет, надо! Чтобы такое не повторилось больше.
Б р у с н и к и н. Разбередил я вам душу. Память-то, она и окаянной бывает.
Т р о п и н и н. Спасибо, Тимофей Григорьевич, что сам еще по земле ходишь и корни потомства пустил. Добрые будут у тебя дети, верю. А как же иначе-то!
Б р у с н и к и н. В гости к себе милости прошу, я ведь тут неподалеку живу, а уж встречу… пир горой, по-нашему, по-русски!
Т р о п и н и н. Непременно, Тимофей Григорьевич, непременно. Ну, а теперь говори, с чем пожаловал?
Б р у с н и к и н. Тут такое дело… Язык от стыда не ворочается. У, старый дурак! (Постучал кулаком по своей голове.)
Т р о п и н и н. Ну, а потолковей можно?
Из дома вышел О р л е н е в. Он уже в военной форме. Невольно прислушивается к разговору.
Б р у с н и к и н. Солдат ваш один жизнь молодой матери спас. А я сгоряча на него рапорт подал. Как же — мотоцикл милицейский угнал! Тьфу, дурень непутевый…
Т р о п и н и н. Мотоцикл?
Б р у с н и к и н. Ну, пока я это в столовке прохлаждался, он согласно обстановке действовал, по уставу человеческому: посадил роженицу в коляску — и в больницу.
Т р о п и н и н. Постой, постой, когда это было?
Б р у с н и к и н. Месяца полтора тому. А теперь родители младенца регистрировать отказываются, пока имя солдата не узнают: в честь его назвать постановили. Фамилия-то его у меня имеется. (Роется в планшете.)
Т р о п и н и н. Прометеев.
Б р у с н и к и н. Точно!
Т р о п и н и н. Федором его звать. Федор Федорович.
Б р у с н и к и н. Спасибо. Вот спасибо. (Записывает.) Матери тотчас и передам. (Убрал планшет.) Разрешите отбыть, товарищ подполковник? (Отдал честь, вышел.)
Т р о п и н и н (Орленеву). Вот оно как все оборачивается, Виктор Николаевич…
О р л е н е в (снял телефонную трубку). Вызвать рядового Прометеева!
Вернулась Е л е н а.
Е л е н а. А вот и ваш завтрак, Юрий Михайлович.
Т р о п и н и н. Спасибо. (Ест.) Елена Владимировна, вот если бы ваш сын служил в армии, и вдруг вы узнаете: он недостоин звания солдата?
Е л е н а. Мой сын? Как то есть недостоин? Я бы… немедленно выехала в эту часть, я бы… поговорила с ним, убедила, да, да, убедила стать человеком!
Т р о п и н и н. И добились бы успеха?
Е л е н а. О, вы не знаете, что такое мать, недооцениваете ее силу. (Собрала посуду, уходит.)
О р л е н е в. А ты удивительно можешь заставить меня в чем-то усомниться, посмотреть на вещи иными глазами. И как мы только с тобой уживаемся?
Т р о п и н и н (улыбнулся). Известно, что зубной врач для другого зубного врача самый тяжелый пациент, оба знают, когда боль неизбежна, но и выздоровление тоже.
Появился Ф е д о р, встал по стойке «смирно».
Ф е д о р. Рядовой Прометеев!
Т р о п и н и н. Зачем вызвали, знаете?
Ф е д о р. Догадываюсь, товарищ подполковник.
Т р о п и н и н. Может быть, перед прыжком вы были нездоровы, плохо себя чувствовали?
Ф е д о р. На здоровье не жалуюсь, товарищ подполковник!
О р л е н е в (резко). Значит, струсил?
Ф е д о р. Небо — не мое призвание, товарищ полковник.
О р л е н е в. И куда же ты спрятался?
Ф е д о р (глухо). В туалет, товарищ полковник.
О р л е н е в. Вполне земное место… Ну вот что, садись, дам тебе перо и бумагу, и сам — слышишь, сам! — напишешь все своей матери, всю правду: голую, как младенец только что новорожденный!
Ф е д о р. Матери? О чем?
Т р о п и н и н. О всех своих художествах.
Пауза.
Ф е д о р. Не надо, товарищ подполковник, пожалуйста.
Т р о п и н и н. Почему это?
Ф е д о р. Я ей все это время о другом писал.
О р л е н е в. Что герой?
Ф е д о р. Ну, вроде этого, свободно фантазировал…
О р л е н е в (подал ручку, бумагу). Пиши!
Ф е д о р. Есть! Разрешите берет только снять, жарко что-то стало.