Суд - страница 18

— Ты!!! А ведь обещал...

Массовик же затейник, все так же обворожительно улыбаясь лично ей и всему взорвавшемуся жизненному пространству, мягко-обворожительно отвечал:

— Да что там, да я много чего обещал... эх, как мы с папой твоим... пульт, зараза, не включается!

И тут пульт сам по себе включился, — взорвался «Циклон-Б», ахнул по ушам копошившихся соратников.

И взвыли они, и взревели они, и массовик-затейник помчался по рядам:

— Соратники! Вон отсюда. С нами наша рок-рапсодия. Вперед же, и там попляшем...

И сам, приплясывая по телам, по головам, устремился к двери.

— Предатель, — прошептала Арфа Иудовна, утопая в беспамятстве на руках Магды Осиповны...

«Я не предатель, — мягко послышалось в ее угасающем сознании, — я свободный приглашатель, ха-ха-ха...»

Его «ха-ха-ха» убойным довеском прилепилось к царящей рок-рапсодии «Циклон-Б».

— Стойте, куда вы?!

Это был восклик Гали Фетюковой к дергающимся и убегающим. Ухание «Циклона-Б» не заглушало ее восклика. Но никто не слушал, все убегали приплясывая. Одна стояла троечница Галя Фетюкова перед Ликом Судии, и Он как бы говорил ей: не суди их, и сама не будешь судима...

Через пятнадцать минут они остались одни в актовом зале: председатель суда и адвокат. И Лик судии на развернутом рулоне. Адвокат и председатель суда глянули друг на друга, будто впервые, рассмеялись и начали стягивать с себя нелепый наряд. Стянули и оба повернулись к Лику.

— А кто нарисовал Его? — спросила Галя.

Андрей пожал плечами:

— Не знаю.

— А Он таким и был?

— Он такой и есть.

— А как же... как же можно воскреснуть?

— Для Него нет ничего невозможного: Он — Бог. Он сам себя воскресил. Это было чудо из чудес, которого до этого не было, и быть не могло. Иерусалим не хотел слушать Его при жизни, распял Его и не хотел Его воскресения. Иерусалим ждал земного царя, который положит к его подножию весь мир. А пришел совсем Другой: Он призывал Иерусалим любить своих врагов, прощать и каяться. Впервые во вселенной, впервые в истории прозвучало из Его уст, что главное в жизни человека — наследовать Царствие Небесное.

Никто, кроме Ангела, не мог отвалить камень от гроба, который стерегли неподкупные, бесстрашные и безпощадные римские солдаты. А что стало с учениками Его после воскресения! Их преображение, их духовное воскресение, духовное восстание из мертвых есть главное свидетельство воскресения самого Христа... Да оно невозможнее самого воскресения!

— Слушай, а где ты все это прочел? Ты как-то говоришь, ну прям... ну не так, как в классе...

— Да и ты сейчас не такая, как в классе.

— А это ты мне подсунул в почтовый ящик Евангелие?

— Которое ты так и не прочла?

— И даже не открыла, — тихо сказала Галя.

— Что, неинтересно было?

— Нет, не в том дело. Я о нем только сейчас вспомнила. А тогда... только из ящика вынула его, тут как тут передо мной — массовик-затейник, ну и мы бегом на репетицию, а книжка твоя так в сумке у меня и осталась. И сейчас там. Вернуть?

— Она твоя.

— Там есть то, о чем ты говорил сегодня?

— Там есть больше. Там есть все.

— Слушай... — Галя потерла виски и тяжелым испытывающим взглядом посмотрела на Андрея. — А могли ученики Его околдовать римскую стражу? Околдовать, чтобы они заснули, а потом украсть Тело?

— Могли, — сказал Андрей и улыбнулся. — Но не могли. — И улыбнулся еще шире.

— А что ты улыбаешься?

— А я думал, что эта тема будет основной в этом спектакле, а оно вот как, никого... одна ты. И даже подумать не мог, что о стражниках буду говорить с тобой.

— Это что ж так?

— Ну-у...

— Глупая, что ль?

— Ну-у...

— Да, — вздохнула Галя, — чего уж там, глупая и есть, глупее некуда.

— Есть куда. Я глупее. Шел сюда, думал: всех противников низложу, фактами и логикой забью... И все это во имя личного своего торжества. В глубине души именно так и было, чего ж теперь врать-то. А нельзя за Христа быть без Креста. На теле-то крест есть, а в душе гордынька одна. Как глянул на меня этот, массовик-затейник, так и вышибло у меня все факты с логикой, стою жалкий, немой и беспомощный.

— А незаметно было...

— Только крестным знамением и спасся. И вихрем пронеслось в уме и окончательно осозналось: «Без Меня не можете творить ничего же...»