Судьба Чу-Якуба - страница 6

Итак, в суровую ткань жизни горца неожиданно вплелись сочные нити Востока. Убегая от мести, убыхский юноша Чу-Якуб оказался в Египте, неожиданно возвысился и пробыл там около или более пятнадцати лет. Но в конце концов, побежденный тоской по родине, вернулся в Убыхию.

Сразу же по прибытии Чу-Якуб созвал меджлис и отдал ему все свое имущество. А для себя потребовал, чтобы он и весь его род были произведены в дворянство. Совет был согласен дать имя Якубу и его брату, но не всему роду Чу.

— Не забывайте, что я был вельможей в огромном египетском королевстве. Разве это не выше вашего дворянства?! — сказал Чу-Якуб.

— Оно-то так, отважный Чу-Якуб. Но в Египте власть издревле в руках рабов-мамелюков. Там так заведено. А у нас, убыхов, чистая кровь, и она должна оставаться чистой, — сказал князь Дечен. — Ты же, Чу-Якуб, и мужеством и благородством поднялся выше многих князей и дворян, потому мы ставим тебя и рядом с собой и выше себя. Супруга твоя из рода Хан-Гиреев, так что и потомки твои будут кровью и сердцем созданы для великих дел. Но если мы возвысим твоих сородичей, а они тебе не ровня, то однажды, когда нас уже не будет, наши потомки станут вступать в родство с их потомками. Не может убыхская знать, самая чистокровная на Кавказе, испортить свою кровь.

— Почтение сказавшему эти слова! Слыхал я, что предок Деченов приехал как-то торговцем от генуэзцев и, оставшись здесь, стал и дворянином и князем. Верно ли это?

— Так говорят, чтоб собаки вырыли из земли его кости, — произнес недовольный Дечен.

— Разве сокровища, привезенные мной, не дороже его безделушек?

— Не стоит тебе упорствовать, отважный Чу-Якуб, — заговорил другой. — Часть твоих богатств — плата за кровь Берзегов, которую ты когда-то пролил. А на другую часть мы купим оружие, чтобы защищать нашу вольность. Одна родина и у тебя и у нас всех. Прими дворянство, и твоим сородичам потом станет легче достичь этого.

— Нет, народ! Я не могу отказаться от родичей, которые когда-нибудь похоронят меня. Останусь вольным крестьянином. Да не ведает и впредь позора род Чу, как не ведал, его до сих пор. Такова моя воля, — сказал Чу-Якуб.

Видя непреклонность Чу-Якуба, собрание решило, что он останется вольным крестьянином, но будет восседать с дворянами как равный. Назначили ему жалованье, которое могло прокормить его и его семью, выделили ему земли. Еще больше Чу-Якуб прославился среди убыхов. И потому когда его старшему сыну приглянулась девица из семейства Берзегов, те не смогли ему отказать.

— О, Якуб, будь не только узденем, но и князем, но оставь ты несчастных своих сородичей! — снова стали уговаривать Якуба Берзеги, когда сын Якуба стал их зятем.

— Я и так князь! — сказал Якуб.

Однажды, увлекшись охотой, Якуб не заметил, как заблудился. Вечерело, когда он оказался на аробной тропе неподалеку от незнакомого села. Несмотря на неудачную охоту, он ехал в хорошем расположении духа.

У обочины стояла корова. Она стояла так близко от откоса, что еще шаг-другой в сторону — и полетела бы с обрыва.

— Пшейт! — прикрикнул на корову Якуб, чтобы отогнать ее от опасного места.

Корова обернулась к нему и вдруг замычала. Якуб обомлел. Как и все убыхи, он был бесстрашен, но суеверен и боялся дурных примет. Не мешкая он спешился, подбежал к корове и вырвал клок шерсти. Но корова, вздрогнув, не смогла удержаться и полетела в ущелье. Растерянный и смущенный Якуб постоял у края ущелья, не зная, что делать дальше. Корова погибла, идти в село и расспрашивать, чья она, было ему недосуг да и не к лицу.

Подавленный, он поехал прочь. Он поспешил домой, вдруг почуяв недоброе, и уже затемно въехал в заповедную Мацестинскую чащу. Он пробирался по лесу, торопя коня, но не видел дороге конца. То он поднимался по склону, то спускался в овраг, но когда прошел день пути и его настигла темнота, понял Чу-Якуб, не знавший устали, что напрасно кружил в чащобах Мацесты — он заблудился в знакомых с детства местах. Чу-Якуб скинул бурку и сел под грабом, чтобы спросить у братьев-звезд, как найти дорогу из темного леса к селеньям. Но его братья-звезды на ночь глядя не отпустили усталого убыха, а пригласили его к своим огням, сами сели вокруг него и повели с ним беседу на языке убыхов и языке звезд, ныне редко кому понятных. И скоро сон смежил ему глаза.