Судьба моя сгорела между строк - страница 51

стр.
Иванова ива,
Иванова ива,
Как белая лодка, плывет по ручью.
* * *

В начале 1958 года Тарковский приезжает в творческую командировку в Ашхабад.

Там он знакомится с женщиной, о которой нам почти ничего неизвестно. Слухи о ней противоречивы, но стоит ли к ним прислушиваться? Ведь она подарила поэту несколько месяцев подлинного счастья. Душа его обновилась, он готов был возродиться к новой жизни.

Но счастье нежданной любви длилось недолго. «Друзья-поэты» принесли новость в Москву, и на имя Тарковского полетели телеграммы от жены о внезапном ухудшении ее здоровья, о необходимости срочной операции. Он вынужден был вернуться, но в сердце его осталась незаживающая рана…

В июне, ноябре, декабре 1958 года создается цикл из пяти стихотворений, посвященных этой украденной любви. (Поэт никогда не объединял эти стихи в цикл, и понятно, почему.) Стихотворение «Какое счастье у меня украли» впоследствии печаталось под названием «Темнеет» с большими смысловыми изменениями, а шедевр Тарковского — «Вечерний, сизокрылый» — с 1974 года (книга «Стихотворения», изд. «Художественная литература») стал печататься с посвящением жене поэта. Но и через десять лет он будет помнить о своей последней любви.

«Мне приснился Ереван, мне приснился Ереван…»

Мне приснился Ереван, мне приснился Ереван,
И когда мне дали номер с Араратом за окном,
Посмотрел я и подумал — что за город у армян
С этим Ноевым ковчегом, синим шелковым огнем
И водой водопроводной, как сопрано ледяной,
И гортанной крупной речью, как священная скрижаль…
В старый город Ереван ты приехала со мной.
Поздно вспомнили о нем, больше ничего не жаль.
Горький, детский, слезный рот. Здравствуй, купол
золотой!
Вот куда тебя ведет твой неровный легкий шаг.
С нашим северным, сторожким придыханьем голос
твой
Ничего не говорит, это кровь шумит в ушах.
1958

«О сколько счастья у меня украли!..»

О сколько счастья
у меня украли!
Когда бы ты пришла в тот страшный год,
В орлянку бы меня не проиграли,
Души бы не пустили в оборот.
А ты теперь — как девочка с шарманкой —
Поет с надсадной хрипотой о том,
Как вывернуло время вверх изнанкой
Твою судьбу под проливным дождем.
И старческой рукою моет стекла
Ноябрьский ветер, и уходит прочь,
И челка у шарманщицы намокла,
И вот уже у нас в предместье — ночь.
1958

«Все кончается, как по звонку…»

Все кончается, как по звонку,
На убогой театральной сцене
Дранкой вверх несут мою тоску —
Душные лиловые сирени.
Я стою хмелен и одинок,
Будто нищий над своею шапкой,
А моя любимая со щек
Маков цвет стирает сальной тряпкой.
Я искусство ваше презирал.
С чем еще мне жизнь сравнить, скажите,
Если кто-то роль мою сыграл
На вертушке роковых событий?
Где же ты, счастливый мой двойник?
Ты, видать, увел меня с собою,
Потому что здесь чужой старик
Ссорится у зеркала с судьбою.
1958

Кора[49]

Когда я вечную разлуку
Хлебну, как ледяную ртуть,
Не уходи, но дай мне руку
И проводи в последний путь.
Постой у смертного порога
До темноты, как луч дневной,
Побудь со мной еще немного
Хоть в трех аршинах надо мной.
Ужасный рот царицы Коры
Улыбкой привечает нас,
И душу обнажают взоры
Ее слепых загробных глаз.
1958

Т. О.-Т

Вечерний, сизокрылый,
Благословенный свет!
Я словно из могилы
Смотрю тебе вослед.
Благодарю за каждый
Глоток воды живой,
В часы последней жажды
Подаренный тобой.
За каждое движенье
Твоих прохладных рук,
За то, что утешенья
Не нахожу вокруг.
За то, что ты надежды
Уводишь, уходя,
И ткань твоей одежды
Из ветра и дождя.
1958

«Отнятая у меня, ночами…»

Отнятая у меня, ночами
Плакавшая обо мне, в нестрогом
Черном платье, с детскими плечами,
Лучший дар, не возвращенный Богом,
Заклинаю прошлым, настоящим,
Крепче спи, не всхлипывай спросонок,
Не следи за мной зрачком косящим,
Ангел, олененок, соколенок
Из камней Шумера, из пустыни
Аравийской, из какого круга
Памяти — в сиянии гордыни
Горло мне захлестываешь туго?
Я не знаю, где твоя держава,
И не знаю, как сложить заклятье,
Чтобы снова потерять мне право
На твое дыханье, руки, платье.
1968

Заканчивается 1958 год стихотворением «Оливы». Можно уловить в этом скорбном стихотворении политический смысл: слова «Давно у меня за спиною / Задвинут железный засов» напоминают о пресловутом «железном занавесе». Но две предыдущих строчки — «Не помню я собственных снов / И слез твоих поздних не стою» — говорят о личной драме, пережитой поэтом. (Кстати, посвящение «Марине Т.» как подарок для дочери поэта сделано много позже, в 1966 году в книге «Земле — земное», и прямого отношения к содержанию стихотворения не имеет.)