Судьба открытия - страница 10
- Что-о?
- Не был виноват, говорю.
- В чем это не был?…
- Он не хотел Отто Карловича зарезать.
- Ты ясно понимаешь, о чем говоришь? Ты что, мнение свое высказывать решил? Марш отсюда!.. - крикнул подполковник. - Нет, стой, погоди! Ты крепко-накрепко запомни: твое дело - слушать и повиноваться. Слушать, повиноваться, и только! Под лампу станешь - на первый раз. Подумаешь… - он саркастически засмеялся, - подумаешь… совета его не спросили! Да если ты еще когда-нибудь осмелишься на что-нибудь подобное!.. Марш отсюда, сказано тебе! Кру-гом!
2
Наступили морозы. Плац засыпало снегом. На переменах, когда открывались форточки, в класс текли струи белого холодного пара. Приближалось рождество.
Однажды кто-то громко позвал:
- Кадет Лисицын! К инспектору!
Такие приглашения в корпусе бывали редки. Они не сулили ничего приятного. Все начальники, даже классный воспитатель подполковник Терехов, с кадетами попусту не разговаривали. Разговоры обычно были короткими: кадет провинился - надо его наказать.
Теперь в комнате инспектора сидел сам генерал-лейтенант Суховейко - гроза корпуса, которого Вовка раньше видел только издали и только в торжественной обстановке. На его щеках пышно лежали усы с подусниками, как носил император Александр Второй.
- Ты - Лисицын Владимир?
- Так точно! - прищелкнув каблуками, отчеканил Вовка.
- Знал я твоего батюшку, знал.
Генерал вынул из серебряного футляра пенсне.
- Я, видишь, Лисицын, письмо неприятное получил. Твой отец заболел очень опасно…
Вовка стоял не дыша. Генерал взглянул ему в лицо и принялся протирать пенсне носовым платком.
- И матушка твоя заболела. Тиф, понимаешь ли…
Надев пенсне, генерал вздохнул:
- И оба они скончались, царствие им небесное. Я надеюсь, ты перенесешь тяжелую утрату мужественно…
Вовка повернулся и выбежал из комнаты.
Товарищам в классе он ничего не сказал. Но через час они шепотом передавали друг другу, что Котов, кадет первой роты, подслушал: в комнате дежурного воспитателя речь шла о смерти родителей Лисицына.
- Вот человек! Каменный! - изумился Сотников.
За Вовкой наблюдало множество глаз.
Вечером он сел на подоконник и, сгорбившись, смотрел на огонек лампы. Кадеты обступили его:
- Лисицын, это верно говорят?
Он дернул плечом, спрыгнул на пол и, молча отстранив кого-то, пошел вдоль стены. Уходя, заметил встревоженный, участливый взгляд Сотникова.
Тот же взгляд он почувствовал на себе и в спальне, когда лег в постель. Сотников затопал босыми ногами в проходе между койками, нагнулся, стал шептать:
- Ты вот что… на меня, стало быть, не сердись…
- Отстань! - крикнул Лисицын и закрылся с головой одеялом.
Целый ряд дней не сохранился в памяти. Все сплылось в мутную, как зимнее утро, полосу. Приезжала из Петербурга тетя Капочка. С ней был господин в черном блестящем цилиндре и шубе с бобровым воротником - присяжный поверенный, чтобы хлопотать о наследстве. Вовка изумленно спросил: «О наследстве?» - и, точно впервые узнав о случившемся, заплакал, прислонясь к колонне вестибюля.
Жизнь в корпусе шла своим чередом. Недели проходили за неделями.
От шести до восьми часов вечера кадеты готовили уроки. В классной комнате зажигались большие лампы. Для порядка присутствовал офицер-воспитатель; он приносил с собой какой-нибудь роман, усаживался на преподавательское место и погружался в чтение. А класс гудел: кто зубрит вслух, кто просто разговаривает с соседом.
В один из таких вечеров Сотников переписывал только что решенную задачу. Вдруг Лисицын - этого никогда раньше не бывало - положил руку ему на погон:
- Ошибка у тебя. Вот, смотри. Купец продал семь аршин ситца первого сорта…
Карандаш черкнул по бумаге. Выручка купца оказалась вдвое больше, чем думал Сотников.
Сзади раздался голос Тихомирова, неуверенно:
- А мне ты не поможешь?
- Тебе? Ну, иди сюда! Все равно, давай!
С тех пор уже Лисицын сам искал, кому надо объяснить задачу, теорему или растолковать трудный урок. В вечерние часы он занимал середину парты, Сотников жался к правому краю, а слева всегда сидел очередной нуждающийся в объяснениях.
- Чего не понимаешь? - удивлялся Вовка. И снова повторял урок, как бы играя перед собой карандашом. - Вот что и требовалось доказать. Теперь понял? - Замолчав, он глядел со сдержанным достоинством.