Судьба, возможно, ты ошиблась - страница 31
Моя горничная, как назло, остановилась и замерла на месте.
— Госпожа, — начала она нерешительно, — может быть…
— Не может, — отозвалась я уже от поворота на лестницу. — Догоняй, или я одна пойду, — приветливо улыбнулась стражникам, которые невозмутимо, но внимательно прислушивались к разговору, и начала спускаться вниз.
Сзади послышался быстрый цокот костяных пяток. А я ничуть и не сомневалась, что Терри побежит за мной!
Наш со служанкой визит произвел настоящий переполох на кухне, куда мы в конце концов добрались. Гения с достоинством поклонилась, а остальные работники дворцового пищеблока побросали свои дела у огромных кастрюль и сковородок, шипящих и булькающих на необъятной плите, и раскрыв рты уставились на невиданное событие — явление величества на кухне.
Мне на их выражения лиц в данный момент было абсолютно наплевать, поэтому сразу приступила к делу:
— Гения, мне поговорить с тобой надо.
— Пойдемте со мной, ваше величество, — пожилая женщина окинула взглядом немую сцену и строго сказала: — Что стоим? Делать нечего?
Убедившись, что все кухонные работники, оглядываясь, но приступили к своим прямым обязанностям, Гения указала мне рукой на маленькую дверь между двумя деревянными бочками.
— Терри, подожди меня здесь, — приказала я служанке.
— Госпожа, я пойду с Вами, — выразила решительный протест горничная и телохранительница в одном флаконе.
— Ладно, пошли! — с досадой отозвалась я и, не оглядываясь, направилась за кухаркой, уверенная, что чрезмерно исполнительная служанка обязательно пойдет за мной.
За дверкой, на которую мне указала Гения, оказалась небольшая чистая комнатка с одним окном. Возле него стоял узенький, но длинный стол, покрытый старенькой клеенкой. А еще там были два стула, кровать и комод, уставленный разными побрякушками. Я с интересом огляделась:
— Гения, ты здесь живешь?
— Да, ваше величество, здесь, — ответила женщина и выжидающе взглянула на меня.
— Гения, скажи, чай из грозовника, который ты готовишь, никакого вреда здоровью не приносит?
— Что Вы, ваше величество! Конечно, никакого, — обеспокоенно воскликнула кухарка. — Я бы никогда не посмела предложить его Вам, если бы было хоть малейшее сомнение в его действии. Его у нас даже маленьким детям дают, когда истерика у них, или еще что. Вы даже не сомневайтесь!
Что-то похожее я и надеялась услышать. Так как вполне возможно, что мне уже нельзя принимать то, что противопоказано маленьким детям.
— Тогда, может, выпьешь со мной чайку?
— С удовольствием, — удивленно сказала Гения, а потом заулыбалась. — С огромным удовольствием.
***
Кордэвидион стоял у разрушенного бассейна и внимательно слушал молодого парня в темно-синей одежде, когда его окликнули.
— Мама? — удивился Дин, наблюдая, как его родительница в сопровождении Винца и еще одного гвардейца, следующего за ней на небольшом расстоянии, приближаются к нему. — Что ты здесь делаешь?
Дарита махнула рукой, приказывая сопровождению дальше не двигаться, и подождала, пока ее сын подойдет.
— Сынок, у тебя все в порядке? — поинтересовалась Дарита.
— Мам, у меня все хорошо, — расплылся в улыбке Дин, припоминая прошедшую ночь. Да и утро неплохое у него выдалось!
— Тогда почему твоя жена шарахнулась от меня как от черта, когда я попыталась с ней поговорить?
— Мам, я сказал Наташе, что ты — эмпат. Для нее просто непривычно, что ты можешь почувствовать любые ее эмоции.
— Ну да, — кивнула головой женщина, — тем более, что я их действительно почувствовала. И вот что я скажу тебе, дорогой сын, — рано ты успокоился.
— Что ты имеешь ввиду? — помрачнел Кордэвидион.
— Ты ничем не обидел ее? — спросила мать в свою очередь.
— Да ничем я ее не обижал! Что случилось, в конце концов?
— Она пролетела мимо меня как ураган, но ее эмоции были настолько сильны, что мне хватило времени уловить их. Сынок, твоя жена растеряна, напугана, если не сказать сильнее. Такие чувства просто так не возникают. Вчера ничего не произошло такого, что ее испугало бы?
— Ничего такого не было.
— А в Грот вы ходили?
— Мам, ты, прямо, как следователь. Что ты допрашиваешь меня? — начал сердиться король. — Я что, мальчик шестнадцати лет, который не понимает, что творит?