Судьбе загадка - страница 26
– А что?..
– Мария Николаевна… у меня есть проект спасения России!..
– Говорите.
Путаясь и заикаясь, начал Степан Александрович излагать философию Беркли и, постепенно загораясь, перешёл к великому её значению при настоящих условиях.
Прекрасные черные глаза, не мигая, смотрели на него и никак нельзя было понять, проходят ли сквозь пламенные мысли Степана Александровича или отражаются вместе с пламенем свечки.
Как бы там ни было, но Мария Николаевна вдруг встала, перекрестила Лососинова, поцеловала его в лоб и сказала:
– Господь да хранит вас! А письмо в Бердичев дам вам завтра.
И ушла из комнаты, грустно оглядев три пустые постели.
Оставшись один, Степан Александрович, по крайней мере, ещё целый час восхищался своей добродетелью… Мысль, что теперь он наконец близок к осуществлению великой идеи, приводила его в восторг.
Наконец он задремал, и тут ему вдруг приснилась Нина Петровна в совершенно раздетом виде и так ему улыбнулась, что он проснулся, задыхаясь, с сильным сердцебиением.
Он знал, что Нина Петровна помещается одна в комнате второго этажа, знал он и то, что Нина Петровна ещё в Москве неоднократно выказывала ему своё благоволение. И вот, плохо даже соображая, что делает, он накинул шинель, надел носки, чтоб не простудиться на каменном полу, и пошёл ощупью по направлению к лестнице. Осторожно поднявшись, он секунду соображал и затем двинулся по тёмному коридору, держась за стену и стараясь угадать желанную дверь. Разгорячённому его воображению за каждой дверью слышалось горячее дыхание Нины Петровны, но возле одной он остановился решительно. Здесь пахло «её» духами. Он тихо стал поворачивать дверную ручку, но в этот миг яркий свет прорезал мрак позади него.
Мария Николаевна стояла со свечкой в руке на пороге своей комнаты и беззвучно смеялась.
– Пойдёмте, я вас провожу, – прошептала она наконец и пошла вперёд с деловым видом, наклонив голову.
Степан Александрович шёл за нею, кутаясь в шинель и в полном остолбенении.
Она свернула в какой-то коридорчик и вдруг остановилась перед маленькой дверью.
– Вот, – сказала она, смеясь. – Нате свечку.
Степан Александрович вошёл в дверь и вне себя от конфуза заперся.
Все было тихо. Он просидел десять минут, двадцать, полчаса, наконец, решив, что все угомонилось, задул свечу и осторожно отворил дверь.
– Зачем же вы свечку-то потушили? – послышался в темноте недовольный голос. – У меня спичек нет. Ну, пойдёмте, я вас доведу до лестницы.
И, взяв его крепко за руку, повела на площадку.
– Идите осторожно, не оступитесь, – произнесла она, когда Степан Александрович стал спускаться. – И как можно в одних носках? У вас нет ночных туфель? Я вам пришлю завтра солдатские. Покойной ночи. Счастливый человек! Будете спать! А я уже пять лет не сплю по ночам. Пожалуй, буду сейчас писать для вас письмо…
И, зевнув, она исчезла во мраке.
Глава VIII
ИСТОРИЧЕСКИЙ ДЕНЬ
Город Бердичев во времена дикого царизма и кровожадного юдофобства был обычно синонимом ярко выраженных сторон еврейской нации. Говорили, например: «У нас в доме шесть зубных врачей. Просто не дом, а сплошной Бердичев». Или: «Я думал по виду, что он коренной русак, а заговорил: Бердичев».
И тем не менее штаб главнокомандующего юго- западного фронта помещался именно в Бердичеве.
Поэтому вагоны поездов, направлявшихся в этот город, были обычно переполнены офицерами всех родов оружия.
Тут были и прапорщики из интеллигентов, размякшие от жары, с расстёгнутыми воротами гимнастёрок. Были гвардейцы, шикарно расхлябанные и державшие мундштуки необыкновенно длинными аристократическими пальцами. Были бравые армейские поручики, спорившие на тему, что лучше потерять: руки или ноги, были генералы, важные и неважные, кстати, очень любопытный факт: кажется, все у генералов одинаковое: и погоны, и знаки отличия, и лета. А вот у одного есть, а другого нет самого этого генеральства – изюминки этой нет, не имеющей названия на человеческом языке. Перед одним генералом прапорщик грудь выкатывает колесом и распластывается от чести, а другому еле козырнёт одним пальцем – и генерал ничего. Сам чует, что его бог чем-то обидел, а чем и сам не знает, но терпит!