Судьбы в капкане - страница 7

— А за что?

— Да за то, что выжили. Я милицию вызвала. Забрали его в отделение, увезли, видно хорошо мозги просифонили, только к Новому году объявился, подарок сыну принес. И пошел проверить, кто же во второй комнате живет? А там уже другие девки. Те, первые, закончили училище и разъехались по домам с дипломами. А мой адрес другим дали. Те, новые, еще не освоились и сидели в комнате тихо, каждая за учебником. От всех еще пахло деревней, сеновалом, хлевом. Хасан едва глянул, тут же двери закрыл. Перестал соседей слушать. И перед нами с Мишкой извинялся долго. Мол, зря поверил дурак.

— А чего теперь не держите девок? — полюбопытствовала Лянка.

— Тайм-аут взяла.

— Это чего такое?

— Во, тундра! То значит перерыв, короткая передышка от всех! Отдохнуть хочу сама, и соседи пусть успокоются. Заколебали кляузами. Требовали выселения и все тут. Костью в горле им встала. На всех этажах гудели, что я ментов споила, исполком с прокуратурой купила с потрохами.

— А эти тоже к вам приходили? — укутала Лянка плечи Кати одеялом, поправила подушку, присела рядом.

— То как же? Все отметились. Я им пенсионную книжку в нюх сунула и спросила, можно ли вдвоем на такие крохи прожить? Напомнила, где ноги потеряла. Замолчали, покраснели. Я и сказала, что, не с жиру сбесившись, взяла квартиранток, а с жестокой нужды. О сыне думаю, его вырастить и в люди вывести должна. И в том никто не помогает мне. Чего не пришли, когда мы с голоду пухли? Завидовать было нечему? Это вам стыдиться надо, что меня бросили. В другой любой стране разве так мы жили бы? Обозвала их, обругала по всякому, а чего мне бояться, чего терять? Меня калеку ни в какую зону не возьмут, зачем там дармоеды? А и судить не станут. Коль накормить не смогут, зубы не вышибают. Ну, поговорили с ними. Посетовали на глупую власть, какая на моем примере у всех отшибла желание помочь ближнему. И мой Мишка еще до школы знал, что молиться надо Богу и верить только Ему, а с властями лучше никаких дел не иметь, если хочешь жить.

— Так и мой папка всегда говорил, — тихо подтвердила Лянка.

— Он живой у тебя?

— Теперь не знаю. Судили его за то, что в колхозном курятнике десяток курей поворовал. Тоже жрать стало нечего. Он башки отвернул половине, других за избу выпустил. А птичница приметила и заявила. Папке целых пять лет дали. И курей забрали. Живых и тех, что в чугуне варились. Отца сразу в город увезли. У нас вскоре пожар приключился. Теперь Борьки не стало. Папка, когда выйдет, даже жить ему станет негде, вовсе бездомным сделался.

— Ну его я не возьму сюда! — замахала руками хозяйка.

— А он не придет жить в город. Папка деревенский. Что станет здесь делать. Всю жизнь на земле работал. Да и живой ли теперь? Говорят, в тюрьме людей вовсе плохо кормят, хлеба вдоволь не дают, — всхлипнула Лянка.

— Чего зашлась? Где нынче сладко дышат. Я с сыном на воле, да тоже сколько голодали. Хотя не по бухой без ног осталась, а кто про нас вспомнил, хоть бы корку хлеба принес. В этом подъезде, кроме меня, сплошное начальство живет, до самого пятого этажа никто не бедствует. Но у них средь зимы сосульку не выпросишь. Оно всегда так, чем богаче, тем прижимистей. Вон рядом врач гинеколог живет. Профессорша. Сложные роды и операции только сама принимает и делает. Шоколадными конфетами срет, но никогда ни одной не дала Мишке. Жадная стерва! А вот мужик ее — директор фабрики мороженого. Тот совсем другой человек. Но бабы своей боится больше чем милиции. Она чуть что, с горячим утюгом на него кидается. От того лысым стал на все места.

— А за что дерется?

— Кобель он у нее. Не смотри, что на седьмой десяток перевалило, ни одной бабы не пропустит мимо, не ощупав сверху и до низа. Он у моих девок тоже отметился паскудник. Все просил меня не выдавать его жене. Да зачем нужно, я даже радовалась, что хоть так отплачу ей за ее язык. Она громче всех орет на меня, чаще других кляузы строчит и требует, чтоб выкинули из этого дома. Житья не дает. Всю меня своим говном забрызгала, обзывала хуже некуда. Погоди, посмотрим, какая ее дочь вырастет. За меня ее сам Господь накажет. Я ни одну девку не испортила, не совала под мужиков. Я брала на квартиру, а не в бардак, как соседка брехала. Уж какими они стали, моей вины в том не имелось. Коль суждено им было сучками быть, они и в деревне скурвились бы. Но… Шалишь Зинка! Мои девки уехали домой с дипломами, работают акушерками, фельдшерами и все за год замуж повыходили. Никто в одиночках не застрял. И все живут путево. Ко мне в гости приезжают по старой памяти! Гостинцы везут, спасибо говорят поныне. Если б дерьмом была б, давно забыли бы!