Суета и смятение - страница 24
Мэри задумалась.
— А на что он должен быть годен? — спросила она.
— Боже милостивый! — воскликнул он. — Вы же не серьезно? Вы же не считаете, что человек не должен уметь заработать на хлеб, даже если его отец богат? Разве все в этом мире не обязаны трудиться? Неужто можно довольствоваться тем, что уже имеется, и просто смотреть, как все вокруг обгоняют нас? Если нам довелось обладать состоянием, не наш ли долг работать дальше, увеличивая его? Разве не требуется расти и развиваться?
— Да-а… возможно. Но мне жаль вашего брата. Вид у него такой одинокий… и больной.
— Ему с каждым днем лучше, — заверил ее Джим. — Доктор Гурней так и говорит. Ничего опасного у него нет, на девять десятых это воображение. «Нервы!» Люди, любящие работать, нервными недугами не страдают, потому что у них нет времени на фантазии.
— Вы хотите сказать, что у него психическое заболевание?
— О нет, он не сумасшедший, — сказал Джим. — Просто чудной. Иногда он выдает действительно умные мысли, но в половине случаев вставляет что-то невпопад или несет полнейшую чушь. К примеру, на днях я слышал, как он разговаривает с темнокожим в холле. Слуга спросил, во сколько подавать машину для прогулки, и любой другой человек в мире просто ответил бы, когда она ему нужна, не добавив ничего более; но Биббз сказал следующее — я слышал это собственными ушами: «Когда подавать автомобиль? — спросил он. — Ну, это зависит… зависит… — Он всегда говорит очень медленно. — Я скажу тебе, когда мне нужна машина, Джордж, — продолжил он, — если ты скажешь МНЕ, что ты думаешь об этой статуе!» Прямо так и ляпнул! Спросил темнокожего, что тот думает об арабе, купленном Эдит и мамой!
Мэри задумалась над этим.
— Наверное, он так развлекался, — предположила она.
— Спросить темнокожего, что тот думает о скульптуре — о произведении искусства! Что в этом может быть смешного? Нет, вы слишком добры, впрочем, вы и ДОЛЖНЫ быть такой, конечно…
— Спасибо, мистер Шеридан! — засмеялась она.
— Послушайте! — воскликнул он. — А нельзя ли отбросить этого «мистера» и «мисс»? В месяце тридцать один день, а мы встречались почти ежедневно, по-моему, вы уже знаете о моих чувствах…
Ее неожиданно охватила паника.
— Нет, — быстро возразила она. — Я не знаю…
— Знаете, — сказал он чуть дрогнувшим голосом. — Не можете не знать.
— Но я не знаю! — поспешно опровергла она. — Могу не знать. То есть… Перестаньте!
— Почему? Вы точно знаете, что я чувствую, и это вы… ну, вы же сами ХОТЕЛИ, чтобы я это почувствовал… или просто притворялись…
— Не надо! — взмолилась она. — Вы портите такой замечательный день!
— Так это я его порчу! — Он сбросил скорость и повернулся к Мэри. — Послушайте, мисс Вертриз, разве не вы…
— Остановитесь! И остановите машину! — Он подчинился, и она тоже повернулась к нему лицом, как он того и желал. — Послушайте. Я не хочу, чтобы сегодня вы продолжали этот разговор.
— Почему? — резко спросил он.
— Я не знаю.
— То есть это каприз?
— Я не знаю, — повторила Мэри. Она говорила тихо, грустно и искренне, глядя ему в глаза.
— Вы ответите на мой вопрос?
— Задавайте.
— Вы когда-нибудь говорили мужчине, что любите его?
С этой секунды ее тон приобрел оттенок презрения, хотя она улыбалась:
— Нет. И не думаю, что когда-нибудь скажу… или вообще узнаю, что это означает. Я совершенно серьезна, мистер Шеридан.
— Тогда вы… вы просто играли мной! — Бедный Джим был разгневан и подавлен.
— Ничего подобного! — возразила она. — Не соврала вам ни словом! Ни звуком! Я говорила исключительно правду!
— Я не…
— И не поймете! — сказала она. — А сейчас, мистер Шеридан, заводите автомобиль. Давайте! Спасибо. И помедленнее, пока я не договорю. Это не было флиртом и игрой. Это было продуманным ухаживанием. И еще одно, а потом везите меня прямо домой, говорить же мы будем исключительно о погоде. Я сказала, что вряд ли «увлекусь» мужчиной, и это так. Я сомневаюсь в самом существовании чувства, воспеваемого в стихах, пьесах и романах. По-моему, всё это сентиментальная БОЛТОВНЯ — по большей части. Во всяком случае, ничего подобного я не чувствовала. Ну вот, теперь можно ехать быстрее.