Суета сует. Бегство из Вампирского Узла - страница 3

А вот и Тимми Валентайн, наша ярчайшая рок-звезда. Давайте спросим его, что он думает... по поводу резких высказываний музыкальных критиков, которые громят его грандиозный альбом «Вампирский Узел», в первую очередь за то, что он породил неоготическое движение...

– Привет.

– Что вы скажете, Тимми, начет сегодняшнего мероприятия? Хозяин галереи Пи-Джей Галлахер ваш друг, если не ошибаюсь?

– Ну, что сказать? Мы возвращаемся. И да, я приехал не просто как зритель.

– Тимми, вы исчезли почти на десять лет, а потом вдруг как будто воскресли из мертвых, как раз к выходу на экраны блокбастера о вашей жизни... но вы и сейчас выглядите так молодо! Как вам это удается? Вас и вправду украли пришельцы? Или все дело в волшебной силе гормонов? Или все это – грандиозная мистификация от «Stupendous Entertainment Corporation», и вы просто двойник-имитатор?

– Без комментариев.

– Вы готовы со всей ответственностью заявить, что вы не обманщик?

– Все, кто знал меня раньше, подтвердят, что я – это я.

– Но, Тимми, есть такой факт, что ваш новый альбом «Vanitas» на внутреннем рынке продается достаточно вяло... кто-то из музыковедов даже написал в своей статье, что у вас милое личико, точная копия Тимми Валентайна, но вы просто используете электронные сэмплы голоса мертвого Тимми... у вас есть что на это ответить?

– Я не «Milli Vanilli»[2]. Если позволите...

– Итак, это был сам Тимми Валентайн. Пока мы тут ждем следующую знаменитость, вы посмотрите материал о Бангкокском Мяснике, жертвы которого и стали темой мрачных готских картин Лорана Мак-Кендлза...

...это были «рабочие» девушки, самые красивые девушки из тех, что предлагает секс-индустрия Бангкока. Одну нашли на пляже Паттайи. Другую – в сточной канаве. Еще одну – на куче мусора за «Макдонаьлдсом», среди недоеденных биг-маков. Хотя эти страшные преступления до сих пор не раскрыты, их жертвы привлекли к себе внимание неоготического художника Лорана МакКендлза, которого мы посетили в его нынешнем доме, в плавучем доме, пришвартованном на реке Чао Фрайя, прямо напротив легендарного Храма Рассвета, недалеко от отеля «The Oriental», воспетого Сомерсетом Моэмом.

– Что привлекает вас в этих убитых женщинах? Почему вы решили создать эту серию картин?

– А, вы об этих мифических «желтых женщинах, жертвах таинственного убийцы»... известная история. В смысле, все это выдумки. Вы, надо думать, Дэшила Хэммета не читали? Ну да, это было давно и неправда. И, знаете, на самом деле они были не то чтобы желтые. Их кожа была очень бледной, почти прозрачной, так что под ней различались ткани, тонкий узор плоти... Эта была особенная белизна, из-за modus operandi[3] убийцы. Все эти женщины были...

...полностью обескровлены.

Слушайте. Слушайте.

Она исходит из самого воздуха, растекается по коридорам, сквозь пустые пространства; она проникает через вентиляционные отверстия, через плотно закрытые тонированные стекла проезжающих мимо лимузинов, сочится сквозь самый воздух, густой, загазованный. Звенит в наушниках у ребят, вышедших на утреннюю пробежку. Гремит в стереосистемах за размалеванными граффити стенами. Она повсюду, она везде, но в то же время – это не что иное, как просто воздух, возбуждающий, вгоняющий в лихорадочный резонанс. Сама по себе это всего лишь пустота. Да, слушайте. Слушайте.

Она меняет настроения. Она низвергает в нищету. Она сводит с ума. Она дает жизнь, и она же ее отнимает. Она крадет человечьи души. И тем не менее сама по себе это всего лишь пустота. Она сама не имеет души. Она еще менее осязаема, чем та пыль, в которую Бог когда-то вдохнул душу.

Но вы слушайте. Слушайте.

Разве можно ее не услышать?

Вот о чем она говорит:

Есть свет еще более яркий, чем сама любовь, есть тьма еще более темная, чем сама смерть.

– Выключите музыку, – сказал Пи-Джей, и стало тихо.

В Лос-Анджелесе ночная гламурная жизнь начинается рано. Все работяги, которые день-деньской вкалывают на заводах, обычно встают ни свет ни заря. Потому что им нужно ловить момент – пока светит солнце. Они встают в пять, к шести они уже умыты, побриты и напомажены и готовы ждать целый день до заката, что что-нибудь все-таки произойдет.