Сугомак не сердится - страница 7
Батальон, в котором служил Николай, высадился на западном берегу Вислы, зацепился за пятачок. К утру противник попытался сбросить храбрецов в реку. Шел ожесточенный бой. Кончались боеприпасы, но их было много на восточном берегу. Только добраться туда невозможно — река была пристреляна.
Боеприпасы доставил ефрейтор Сидоров. Он вплавь одолел реку, нагрузил боеприпасами лодку, вернулся на западный берег с веревкой и ею подтянул лодку. Вода кипела от разрывов, но ефрейтору повезло. Средь бела дня, под носом у противника провел понтон с боеприпасами. Когда он повел второй понтон, на высотку выскочила «Пантера» и стала бить прямой наводкой. Сидорова ранило. Но самое главное было сделано: батальон получил боеприпасы и продержался весь день. Ночью через Вислу переправился полк. Плацдарм был расширен.
Прочитав об этом подвиге, Галя вспомнила, как Сидоров жаловался на тихую жизнь в той деревушке у Овруча, а стычки с бандеровцами называл игрой в кошки-мышки. Сидоров рвался на большое дело, и он совершил его.
Вскоре Галя встретила ефрейтора в Свердловске. Он здесь лечился. Встреча была радостной. Вспомнили о Бессонове, о других товарищах, о том, как однажды Сидоров чуть не задушил Галю.
Отделение тогда задержалось в пути, свернуло ночевать в маленькую деревеньку. Ночью туда же приехала комендантская машина — тоже задержалась в дороге. Остановилась она через улицу, напротив сарая, в котором отдыхали минеры.
В полночь поднялась стрельба. Отделение залегло возле сарая за плетнем, и Бессонов послал Сидорова в разведку. Тот уже нацелился перескочить через плетень, когда вблизи кто-то появился. Сидоров хотел дать очередь из автомата, но сержант удержал его. Когда же человек приблизился вплотную, Сидоров перемахнул через плетень и придавил человека. Тот вскрикнул. С машины ударили из пулемета. Пули цвиркнули над головами.
— Не стрелять! — закричал Сидоров. — Свои! — и уже вполголоса закончил: — Прошу прощения! Виноват!
Сидоров вернулся к отделению и, едва сдерживая смех, прошептал на ухо сержанту:
— На военфельдшера напоролся. Вот чудеса.
У Гали долго не сходили синяки на шее — пальцы у Сидорова были цепкие и сильные.
Посмеялись они в Свердловске над этим курьезом. Галя обещала еще навестить ефрейтора. Так они стали встречаться.
День за днем открывала Галя в Николае хорошие черты. Она увлеклась им, и поблекла привязанность к Владимиру. А когда Сидоров поправился и выписался из госпиталя, он поступил работать на Уралмаш. Галя помогала ему учиться. Так он окончил техникум, а потом уехали в Челябинск.
И все-таки что-то она в Николае поняла не до конца. Это что-то было смутным проявлением ее недовольства, маленькой червоточиной в их отношениях. Ей казалось, что Николай пойдет по жизни так же широко и смело, как он шел тогда на подвиг. Собственно, она и полюбила в нем эту дерзость к жизни, большую смелость. А он не горел, не рвался вперед, а закис, чаще и чаще жаловался, что не ту дорогу выбрал в жизни. Уж больно все обыденно получается, идет раз навсегда заведенным порядком и силу свою показать негде.
Галя огорченно спрашивала:
— Где же можешь показать?
Николай беспомощно молчал.
В этот раз на прием записалось много больных. Посмотрела Галя на очередь, выстроившуюся у дверей кабинета, и вздохнула: трудный будет день.
Вот зашел паренек и застенчиво поздоровался:
— Здравствуйте, Галина Ивановна!
Она удивленно вскинула на него глаза и ответила:
— Здравствуйте!
— Вы не удивляйтесь, я у Николая Васильевича работаю, знаю вас.
— А! — улыбнулась Галя. — Рассказывай, что у тебя.
Она осмотрела паренька, выслушала легкие — обыкновенный грипп.
— Жалко мне Николая Васильевича, — вздохнул паренек.
— Жалко? — насторожилась Галя, а сердце тревожно екнуло. — Что-нибудь случилось?
— Вы разве не читали?
— Нет, не читала, — машинально ответила она, и вдруг догадка осенила ее: да, да, Николай говорил, что был у них Бессонов, проверял какое-то письмо.
Паренек достал из кармана газету и отдал Гале. Она выписала ему бюллетень, посоветовала заниматься физкультурой. Когда паренек вышел, схватила газету. Кто-то просунул голову в дверь, Галя недовольно махнула рукой: