Суховей - страница 8

— Лев Борисович, я готов встретиться, только сразу хочу предупредить — я только что уволился из компании, и в ближайшие месяц-два не планирую выходить на новое место. Просто есть уже другие планы, — выложил я свои условия профессору.

К слову сказать, планов-то у меня как раз и не было. Но я уверен, что они появятся, и мне нужно время, чтобы «перевести дыхание». Однако академика Лаврова, высказанные мною обстоятельства, ничуть не смутили, и он попросил, как можно скорее, прибыть к нему в офис на набережной реки Мойки.

Тон и манера общения собеседника мне понравились. Сомнения, отчасти, улеглись. Я неспешно закончил свой второй завтрак, разглядывая девушку за стойкой, теперь исподтишка, и, наконец, собравшись с мыслями, отправился на встречу.

Проехав пару километров на автобусе, я спустился в метро на «Старой Деревне» и на несколько десятков минут погрузился в созерцание разномастной питерской толпы. Деловой день уже был в самом разгаре, к массе горожан примешивались, изобилующие в это время года, приезжие, которых выдавали восхищённые взоры по сторонам и неумение маневрировать в людском потоке северной столицы.

В этом году существенный приток гостей весьма ощущался, даже учитывая приближающийся пик высокого сезона, всё равно людей было больше, чем обычно. Очевидно, отечественные туристы, всё меньше испытывают судьбу на недорогих и неспокойных зарубежных курортах, а предпочитают устранять белые пятна на территории своей страны.

В любом случае, весёлые и впечатлённые приезжие вносят жизнь в бледнолицый поток горожан, чей отпуск ещё не наступил или не предвидится вовсе.

Я же, всегда любил Питер таким, как он есть, без прикрас. Люблю его, и сырой, но разноцветной осенью, когда низкое солнце золотит и без того огненно-рыжие парки и аллеи; люблю и серой весной, когда, даже самая затяжная хлябь, не может отвлечь от, всё чаще проступающего, лазурного неба. Мне часто не нужны были дополнительные впечатления, кроме тех, что даёт сам город, и некоторые отпуска я провёл, не уезжая далеко от дома, а большинство других — либо в загородном, подмосковном доме родителей, либо колеся по стране. Кстати сейчас, моя тяга к путешествиям, снова напомнила о себе, и я уже представлял, качаясь на поручне вагона метро, как проведу недельку с отцом и матерью в их коттедже в сосновом бору, а потом рвану, вполне возможно, куда-нибудь за Урал.

Пребывание в родительском обществе, в их уютном загородном доме, всегда меня очень сильно выручало, особенно в разгар карьеры, когда мозги на работе кипели каждый день. Несмотря на то, что мой отец вот уже семь лет частично парализован, и мать ухаживает за ним, живут они самодостаточно, размеренно и волне счастливо. Травму, повлёкшую паралич, отец получил на производстве. Они с мамой, сразу после института, в пору сельскохозяйственных инноваций, пришли работать на табачную фабрику в родном Саратове, там и познакомились. Когда завод стал чахнуть, после развала Союза, отец был уже зам. начальника производства, а мать — технологом. Обоих сократили. Все сбережения обесценились в начале пресловутых девяностых, и мы из процветающей советской семьи превратились в нищих. Родителям приходилось заниматься любой работой без особого выбора. Помню, как отец приносил в больших сумках рулоны неразрезанных сигарет с завода, а также кустарно напечатанные упаковки. Рулоны нужно было нарезать на сигареты нормального размера, пачки склеить, набить сигаретами и отдать коммерсанту на реализацию за копейки. Хотя нет, тогда — за миллионы.

Спустя время, табачную фабрику выкупила западная компания и начала модернизацию производства. Родителей пригласили на работу. Жизнь начала налаживаться, зарплаты постоянно росли, но и работа стала более напряжённая и ненормированная.

В один из дней, когда на заводе шёл очередной из бесконечных ремонтов, отец проводил осмотр цеха. Проходя над табачными станками, по мосткам, он сорвался вниз с плохо закреплённой лестницы. В компании, на удивление, признали вину в полной мере, и начали выплачивать компенсации. Но только через три месяца папа более-менее пошёл на поправку: стал чётко узнавать нас с мамой, шевелить рукой, начала восстанавливаться речь. После выписки из больницы появились новые проблемы. Наша многоэтажка была совсем не пригодна для проживания инвалида: коляска не входила в лифт, а из подъезда не было никакого съезда. Отец хоть и постепенно поправлялся, но жизнь в заточении не сильно этому способствовала. Ситуация резко изменилась, когда к папе приехал его старый друг из Подмосковья. Увидев наше положение, он предложил перебираться жить на природу, в свой коттеджный посёлок на Ленинградке. Решение было, на первый взгляд, сложное, но и единственно верное, и оно было принято. Сбережений и компенсаций хватило на то, чтобы купить участок и за два года выстроить небольшой, но добротный и продуманный дом. Очень помог папин друг. К тому времени я уже учился в Петербурге, на втором курсе госуниверситета аэрокосмического приборостроения на кафедре защиты информации. Первый курс я скитался по съёмным комнатам, но на втором — пробился в общежитие. А во время моего третьего года обучения, родители продали нашу большую квартиру в Саратове и купили скромную, но уютную квартирку в новостройке на Васильевском острове, где я и обитаю по сей день.