Сулла - страница 56
– Прекрасно! – сказал Сулла. – Но торопитесь же, моим гостям явно неймется.
– В соседней комнате столы ждут нас, – сообщил Африкан.
– Чудесная весть! – вскричал Полихарм.
Африкан провел гостей и хозяина в соседнюю комнату, приспособленную под триклинум. Столы и ложа вполне умещались, и было достаточно простора и для слуг, разносящих блюда.
На столе вместе с яствами стояли лампы о многих свечах. Они освещали стол ровным, желтоватым светом. Им в этом содействовали весьма усердно четыре светильника, стоящие в четырех углах. В бронзовую коринфскую курильницу были подсыпаны крупицы финикийского ладана – в комнате стоял легкий аромат, точно в храме Юпитера. Оппий щедро полил головы и руки гостям кипрскими духами. И комната наполнилась смесью ладана и духов, тем легким дурманящим запахом, который хорошо знаком великосветским кутилам.
Закуску Африкан придумал отменную: копченый сыр, приготовленный над огнем, мягкий сыр из этрусской Лу́ны и сыр из Требулы, смягченный в воде. Сыры были положены на ярко-синие глиняные тарелки. На голубых тарелках – ровно нарезанный керкирский лимон. И тарелочки – совсем маленькие, глубокие – с маслинами. На четырехугольных блюдцах лежала скумбрия под острым гесперийским рассолом, а меж рыб ярко желтели яичные желтки в голубоватых обрамлениях белка. Ярко алели на столе гранаты из поментских садов.
Римский гурман – даже самый привередливый – назвал бы закуску тонкой, превосходной. Но Африкану мало этого: вот еще и холодное мясо козленка, отваренного в молоке по колхскому правилу. Оно манило гостей. Куски козлятины были положены на яркую мавританскую траву, которая хороша и сама по себе, но особенно приятна с холодным мясом. Истинным ценителям пиршеств была предложена также менапская ветчина, нарезанная тонко.
Плоды персикового дерева могли служить прекрасной приправой к ветчине, если плоды эти мелко порезать и положить на нее и вместе с нею отправлять в рот. Но и этого казалось недостаточно великому знатоку Африкану. Тарелки с жареными утиными шейками и грудками прибавляли особенные краски – неповторимые, ласкающие взор. Но – о боги! – разве есть предел чудесным желаниям маркитанта? Африкан велел изжарить десять кусков филе от десяти годовалых телят. Вместе с соком граната и лимона, вместе с теплым пшеничным хлебом они доставят пирующим истинное наслаждение. Однако закуска без дичи – не закуска. Африкан велел поставить на стол три десятка жареных и остуженных дроздов, каждую птицу окружив ожерельем из не очень спелых слив. Что такое холодный дрозд с кисленькими сливами? Закуска богов, ответят римские полуночники. Так оно и есть!
Сулле достаточно было бросить на стол мимолетный взгляд, чтобы оценить вкус и рвение Африкана и Оппия. Он подождал, пока выскажутся гости. Актеры сказали: все это для богов и они, гости, не смеют прикоснуться к еде. Ваятель промычал, словно корова при виде сочной травы. А поэт схватился за голову.
– Я онемел! – сказал он, смешно дрыгая то одной, то другой ногою.
– Отчего же ты онемел? – спросил Сулла.
Поэт прочитал стихи, растягивая слова, произнося их нараспев:
Сулла похвалил поэта. Дело не в слоге, а смысле, сказал полководец. В самом деле, закуска, поскольку это могут судить глаза, не слишком тонкая и не слишком грубая. Чересчур большая утонченность в пище скорее приличествует пирующим матронам. А грубая закуска – под стать ремесленникам, каким-нибудь там башмачникам или зеленщикам. Или мусорщикам, наконец. Истинный аристократизм заключается в соединении тонкого вкуса с грубоватым, крестьянским. Например, дрозда или перепела следует жарить со специями и достаточно долго на огне. А вот филе телячье – лучше всего по-крестьянски – с кровинкой в середине.
Оппий заметил: объяснить лучше, что есть истинная закуска, – просто невозможно. Сулла выразился, как поэт.
– Лучше! – сказал поэт.
– Куда же лучше, Вакерра?
– Как бог!
– Это – дело другое.
Сулла выразил пожелание поскорее возлечь на ложа и вкусить от пищи, рекомендованной Африканом и Оппием.